Юность-предательница
Возрастные ограничения
Мы пируем у остывших костров,
Мы не видим, что нас ждет впереди,
Весь наш опыт — смесь из снов и стихов,
Из влюбленностей — до боли в груди.
А за окнами — счастливый рассвет
Сквозь старинную замерзшую грязь.
В этом городе давно всех нас нет,
С этим городом разорвана связь.
Можешь вывернуть, взглянуть, что внутри,
Осторожно, чтобы не растерять:
Там есть чая с молоком литра три
И стихов ненаписанная тетрадь.
Там есть вера, безграничная, в жизнь,
В человечество, в тебя и в меня.
Там есть моря отраженная синь,
Жар пылающего вечно огня.
И мы все это несем в пустоту
Миллионами неверных шагов.
И дорогу выбираем не ту,
Под ногами не оставив основ.
И когда нас кто-то спросит: «Куда?»,
Мы ответить не сумеем ему.
Оставляя позади города,
Мы ворвемся в непроглядную тьму.
Мы заблудимся в пространстве из грез,
Потеряв все — и ни взгляда взамен.
Мы когда-то полагали всерьез,
Будто смысл лишь в ветрах перемен.
Мы не видим, что нас ждет впереди,
Весь наш опыт — смесь из снов и стихов,
Из влюбленностей — до боли в груди.
А за окнами — счастливый рассвет
Сквозь старинную замерзшую грязь.
В этом городе давно всех нас нет,
С этим городом разорвана связь.
Можешь вывернуть, взглянуть, что внутри,
Осторожно, чтобы не растерять:
Там есть чая с молоком литра три
И стихов ненаписанная тетрадь.
Там есть вера, безграничная, в жизнь,
В человечество, в тебя и в меня.
Там есть моря отраженная синь,
Жар пылающего вечно огня.
И мы все это несем в пустоту
Миллионами неверных шагов.
И дорогу выбираем не ту,
Под ногами не оставив основ.
И когда нас кто-то спросит: «Куда?»,
Мы ответить не сумеем ему.
Оставляя позади города,
Мы ворвемся в непроглядную тьму.
Мы заблудимся в пространстве из грез,
Потеряв все — и ни взгляда взамен.
Мы когда-то полагали всерьез,
Будто смысл лишь в ветрах перемен.
Не знаю, пробовали ли Вы писать стихи в пути? (А, надо полагать, пробовали, ибо любите всей душою путешествия). Так вот там изменчивая окружающая реальность словно сквозь решето вытрясает из поэта всё ненужное, всё лишнее и наносное. Случайное забывается, а ценное — приносится домой, где только и ждёт перо и бумага. Ну, не Пушкин мы с вами, чтобы одной рукою хлебать щи в харчевне, а другою тут же при этом вдохновенно писать «Полтаву»! И это нужно осознать и преодолеть в себе.