Ещё раз о еврейском вопросе
Возрастные ограничения 18+
Эту горку посреди зимы,
В какой-то там провинции Афганской,
Заливали третьи сутки мы
И своею кровью и душманской.
Лишь сорок дней до дембеля у нас,
Гордись страна и открывай шлагбаум,
Да вот от роты на последний час
Остались – я, да Жора Оренбаум.
Нам этот час зачтут за сорок дней
Патроны кончились и подкрепленья нету.
— Есть закурить, братан? – Так я ж еврей!
И последнюю раздвоил сигарету.
Но капризные гримасы у войны,
И вот уж «духов» наши мины кроют,
И из вертушки выйдя, летуны
Нашли нас с Жорой, запорошенных землёю.
Лежали мы как на параде в ряд,
Из-под бушлата обнажив тельняшку,
У каждого пустой был автомат,
И окурок на одну затяжку.
Хирург немыслимое что-то совершил,
Кому ещё придёт такое на ум,
Он часть остатков наших мне пришил,
Часть получился и Жора Оренбаум.
Со смертью мы боролись сорок дней,
Нам доставали всё без разговора,
А час назад (кто русский, кто еврей?)
Очнулись – я, да карифан мой Жора.
В какой-то там провинции Афганской,
Заливали третьи сутки мы
И своею кровью и душманской.
Лишь сорок дней до дембеля у нас,
Гордись страна и открывай шлагбаум,
Да вот от роты на последний час
Остались – я, да Жора Оренбаум.
Нам этот час зачтут за сорок дней
Патроны кончились и подкрепленья нету.
— Есть закурить, братан? – Так я ж еврей!
И последнюю раздвоил сигарету.
Но капризные гримасы у войны,
И вот уж «духов» наши мины кроют,
И из вертушки выйдя, летуны
Нашли нас с Жорой, запорошенных землёю.
Лежали мы как на параде в ряд,
Из-под бушлата обнажив тельняшку,
У каждого пустой был автомат,
И окурок на одну затяжку.
Хирург немыслимое что-то совершил,
Кому ещё придёт такое на ум,
Он часть остатков наших мне пришил,
Часть получился и Жора Оренбаум.
Со смертью мы боролись сорок дней,
Нам доставали всё без разговора,
А час назад (кто русский, кто еврей?)
Очнулись – я, да карифан мой Жора.
Рецензии и комментарии