Роняет солнце бледные лучи...

Роняет солнце бледные лучи!
Сей диск России хладный, мелкий, жалкий
В округ лежащие роскошнейшие свалки!

Кучкуясь в стаи, уж поздние бичи
Листом гофрированным да вонючим дымом
Убогих печек привечают зиму
Близкогрядущую.

Уж смылися грачи,
Как москвичи, в Египет и в Хургады…

В луче закатном розовеют склады,
Да две березки дохлые приветом —
Как память сердца лирикой поэтам
Московским машут – право, жалкое растенье!

Пустыня серая, закат и запустенье!

Вдали кишит раздавленной змеей,
Грузовиком разьезженной, сам МКАД!

Но — сверх него поэты вдаль летят
Мечтой, поя холмушки, деревушки,
Церквушки, бабочек, ромашки да опушки,
Не вылезая за сию границу
На наши свалки из своей столицы…

Стоим как боги на итог цивилизаций –
Как два атланта смотрим с бережка
Глухой Британии…

С Обьединенных Наций
По Зодиаку прут три огонька
Обжор с Европы и болтушек из столицы…

Которым главное – чтоб длинные ресницы.

Печально свалка мертвая дымится,
Пейзаж привычный нам в глуби Россий!

Се — ПВХ воняет на грязи
Истоптанной.
Как стерты, серы лица
Ненужных русских в искривленный тополь!

Котельная, похожа на Чернобыль,
Которая сейчас гоняет в сети
Поэтам лирик, утонувшим в Интернете,
Калории…

Бомжи, всем ненавистны
Московским фифам, мытым в ваннах чистых,
С шампунем — вот бомжи сидят с костром своим по жизни,
Все шваль, все пьянь, все мерзость, дрянь, не люди!
Вдали Москвы, которая всех судит.

Здесь бродим мы, приехав с Неумойки
Гулять в Москве в московские помойки.

Тут, глядь, Наровчатовым мечет ветер листья,
Тут даже Шолохов, евреям ненавистен,
Твардовский там, там — «Новый мир» советский,

Пейсатели, которых не подецки
Теперь колбасит – вон в журнале «Знамя»
Их имена с гнилыми сапогами.
Там Рыбаков-Евреич, там — Кривцов…

А тут с Марининой сам Юрий Кузнецов
Со словарем немецким вперемешку,
И Бек, и Брежнев, там с «Водою вешней»
Гамзатов с томиком «Узбекские поэты»…

Запрошлогодний календарь секретов
Сктин домашних – модный гороскоп,
Без стекол старый ржавый телескоп,
Две шестеренки, видеоплеер «Сони»
И — унитаз расколотый в бетоне.
И чаша с пластика с прогнившею перчаткой,
Палеонтологов грядущая загадка…

Все, что Москва огромная создала
Для век грядущих интернационалу –
Гибриду будущей здесь среднерусской расы
Китайца хитрого с безтормозным кавказцем.

Но тут возникло сбоку привиденье:
— Кто вас сюда пустил без разрешенья?

Мы, фээсбешным аусвайсом с рая
Контор охранных ему в фиксы помавая,
Как триумфаторы к котельной – жить как в Припять
С провинциальным русским: Где бы выпить?

………………………………………………………
………………………………………………………
………………………………………………………
………………………………………………………

Мастифф угрюмый, сей дубина стоеросовый
Над пуком книг продрогших девяностых
Глядел нам тупо вслед как с похорон,
Советской Леты бдительный Харон.