Русские (VIII)

Часть VIII
По всей Руси гонцы гласили,
Что, будучи не очень стар,
Великий князь Москвы Василий
Скончался к радости бояр.

Что, коль в наследнике Иване
Державе слабая рука,
То государством править станет
Елена Глинская пока.

Но эта властная княгиня,
Едва правительницей став,
Не стала сдерживать отныне
Крутой и непокорный нрав.

Тогда гнездо крамолы свили
Бояре, чтоб раздольно жить,
Княгиню тайно отравили
И стали в драке власть делить.

Малютка князь Иван Четвертый
Во власть боярскую попал,
Толи живой был, толи мертвый,
Никто, порой, про то не знал.

Мальчишку грубо обижали,
На месте ласки был кулак,
Учить хорошему не стали,
Кормили даже кое-как.

Когда ж свою смиряя скуку,
Игру себе придумал князь –
Животных мучить и прислугу,
Они смеялись, веселясь.

Никто не чтил в нем государя,
С ним оставался только Бог,
Еще митрополит Макарий
О нем заботился как мог.

Образованье дал мальчишке
В силу учености своей.
Иван читал охотно книжки
Про власть других государей.

В тринадцать лет рукою твердой
Боярина он умертвил,
И рос жестокий, властный, гордый.
И имя Грозный получил.

А власть сильнее гордой славы,
И, взяв правления бразды,
Он понял — без грозы держава,
Что конь строптивый без узды.

Бояр преодолев коварство,
Митрополиту молвил князь:
— Венчаться волею на царство
Желаю, Богу помолясь.

И видя взор сурово-твердый,
Митрополит провозгласил,
Что князь Москвы Иван Четвертый
Отныне — царь всея Руси!

Гарантом от любой напасти
Царь, для поддержки своих сил,
Венец самодержавной власти
От главы церкви получил.

Но какой присвоить опыт —
У власти сложный механизм —
То ли абсолютизм Европы,
То ли восточный деспотизм?

Соборность русскому услада,
А все правители — отцы,
Возникли «Избранная рада',
Стоглав, Судебник и стрельцы.

В Москве печатать стали книги,
Купец в Россию мог попасть,
Ушли боярские интриги,
Явилась выборная власть.

Но демократия по-русски,
Как шаловливая жена,
Чем больше на нее нагрузки,
Тем неподвластнее она.

И вышла у царя в итоге
Анархия на всю страну,
Не стали поступать налоги
В опустошенную казну.

Вновь засумятились бояре,
Пришло раздолье воровству,
Усоп митрополит Макарий,
И Курбский убежал в Литву.

Та демократия просила
За жизнь свою большую мзду,
И царь ответил грубой силой,
На Русь набросивши узду.

Он не сказал, какую цену
Заплатит князь, боярин, вор,
А чтобы вывести измену,
Он учредил опричный двор.

Шесть тысяч воинов суровых
Цареву волю стерегли,
По одному лишь его слову
Казнили, мучили и жгли.

Бояр пытали постоянно,
И долго не сходил с поста
Опричник самый окаянный,
Злодей Скуратов Малюта.

Царь был жесток, не спал ночами,
Никто не знал своей судьбы,
Играл он божьими рабами,
Будто они — его рабы.

В чем ярости его причина?
В чем смысл крайности такой?
Убил он собственного сына
Своей державною рукой.

Но мы его судить не станем,
И, Богу помолясь, простим.
Велик в терпенье русский Ваня,
Во гневе же — неукротим.