Бомж.

Ког­да-то жил я в ма­лень­ком до­ме, Что сто­ял у обо­чин до­рог. И все из нас зна­ли вок­ру­ге, Нас­коль­ко бе­ден был улич­ный бомж. Он был ста­рым муж­чи­ной, и с гла­зом од­ним. Ник­то из со­седей ни­ког­да и не знал, Как был этот доб­рый де­дочек ра­ним, Так ник­то и не ве­дал — он был ве­теран. Его из до­ма род­ные прог­на­ли — Ста­рика без за­боты и сил. Но те­перь в не­го кам­ни ле­тали, Ког­да тот без­мол­вно о лас­ке про­сил. Ме­ня вы­гоня­ли час­тень­ко из до­ма, Ког­да сно­ва ро­дите­ли бы­ли пь­яны. И знал я бом­жа — его зва­ли Ро­ма, Бед­ный и жал­кий — не та­кой, как они. Я про­сидел с ним всю ночь и весь день, Мы с ним вмес­те смот­ре­ли на звёз­ды. А ря­дом сто­ял урод­ли­вый пень, На ко­тором сми­рен­но ле­жала со­бака. Эта со­бака — ве­тера­на единс­твен­ный друг, Как мно­гое двое они уже пе­режи­ли. Им не­чем справ­лять бы­ло свой тяж­кий до­суг, В од­ной ды­рявой ко­роб­ке вмес­те ту­жили, Не жа­лу­ясь ни на дождь, ни на снег. Друзья эти ни­щие доб­ры боль­но бы­ли, Им нра­вил­ся та­кой неп­ри­год­ный ноч­лег. Во­ду из луж гряз­ных жа­лос­тно пи­ли, И жизнь их та­кая, тяж­кая, слож­ная, Ни­как не сму­щала, ни­чем не да­вила. — Пе­чаль и тос­ка твоя, маль­чик мой, лож­ная. Улы­ба­ясь го­ворил мне ста­рик, И боль­но вдвой­не ста­нови­лось, Что та­кие доб­рые, чес­тные лю­ди Не кри­чат о том, что слу­чилось В их жиз­ни, пол­ной друг к дру­гу люб­ви. Од­нажды дав­но, что уж лет я не пом­ню, Де­ти со зло­бой за­били доб­ро­го Ро­му, Что с улыб­кою всю боль при­нимал. — Бей! — один кри­чал уж дру­гому, И все на бом­жа на­вали­лись тол­пой. Он гор­до всё при­нял, не дрог­нул, В пос­ледний раз слы­ша мой ярос­тный вой — Я по­бежал к ним, на глав­но­го прыг­нул, От­би­вая их всех, что би­ли муж­чи­ну тру­бой. В сле­зах раз­бе­жав­шись, они пош­ли по до­мам, А я си­дел ря­дом с Ро­мой, тре­ся от слёз го­ловой. Со­бака с ним ря­дом кру­жила, стра­дая от чу­довищ­ных ран, Но бомж лишь ле­жал на зем­ле, а я был Слов­но в го­рячем, ужас­ном аду, И мир от слёз вок­руг как ка­тер поп­лыл. — Иди до­мой уж до­мой — всё рав­но я ум­ру. Я выз­вал в ужа­се ско­рую, по­ка тот Всё так­же на мес­те ус­та­ло ле­жал. И зак­ры­лись гла­за, а я ры­дал уж, как мог, Тре­ся Ро­му за пле­чи, и да­же кри­чал. Вра­чи, при­ехав, раз­ве­ли лишь ру­ками, От­ка­зыва­ясь труп хо­ронить. Я бил им в грудь ку­лака­ми, Не в си­лах их в от­ка­зах ви­нить. С то­го дня про­шёл не один уже год, И я до сих пор, по­купая цве­ты, Убе­гаю за дом, как быс­трый лю­бящий кот, При­бегая ту­да, где Ро­му сам за­копал. Я пом­ню то­го, ко­го уже ник­то и не знал, Я пом­ню его, и со­баку ту вер­ную, Тя­жес­ти ми­ра на се­бе я поз­нал, В тот день, ког­да умер тот бомж, Что в зем­ле сей­час по­хоро­нен, Ря­дом с со­бакой лю­бимой сво­ей. Я знаю од­но: не он был ви­новен Что не ро­дил­ся с лиш­нею па­рой руб­лей.