Одалиска (притча)
Minstrel Возрастные ограничения 18+
1.
С того дня, когда тебя выбрал, пери,
миру деспот, вам – полубог,
у твоих, служанка, легла империя
гладких полненьких резвых ног.
Щёки нежные рдянее роз Дамаска,
в страстном танце бёдер широких пляска,
свежесть ранняя – всё при ней,
усладительнице очей.
Недалёкая пухлая одалиска,
в детстве проданная отцом,
ты мечтала когда-нибудь, что так близко
будешь видеть Грозы лицо?
Господин зовёт тебя каждой ночью,
позабыв, похоже, про жён и прочих.
В Топкапы переселена,
ты почти что его жена.
Плов, щербет и кофе, кальян и сласти –
репетировать недосуг.
если юной хозяйке охота страсть как
погонять и построить слуг.
Наконец, в носилки не без сноровки
ты садишься в ярких своих обновках,
до отъезда перехватив
пахлавы кусков до пяти.
В восхищенье пиршественная зала:
каждый танец неповторим.
Омывать сердца свирель не устала,
барабан отбивает ритм.
Под рукой у визиря лохматый пёсик,
а девчонка, налитая, словно персик,
в танце вьётся, летит, плывёт,
страстно вскидывая живот.
Плеск оваций. Запышка вспотевшей девы.
Место рядом с владыкой – с Ним.
О голодные детские годы, где вы? –
не забыть бы помочь родным.
Ночь. Султанская спальня. Краса Востока,
чтоб удачу свою не спугнуть до срока,
зная вкусы Грозы Земной,
опустилась к нему спиной…
2.
С того дня, когда тебя бросил, пери,
миру деспот, вам – полубог,
ты телесно новой достигла меры,
о восточный пряный цветок –
то в кальянном мороке на диване,
то за блюдом или за одеваньем.
Пляшешь редко и кое-как,
приказав создать полумрак.
Ах, у Солнца Вселенной вкус переменчив:
не зовёт, не зовёт пока.
Громче радостный шёпот забытых женщин,
и отставка недалека.
Вот вернут к уборке – к скребкам и щёткам –
и работать снова начнёшь, девчонка,
отдуваясь от полноты,
среди тех, кто с нуждой на ты.
Омывая тебя, прошептала нянька,
с кожей тёмной, как кипарис:
«О ханым, я видала дворец с изнанки,
моя пчёлка, взгляни-ка вниз:
своего уже не увидишь жала,
для султанских чресл тяжела ты стала.
Он ведь хлипок… » – «Чочук, беда».
«Что скажу, будешь делать? » – «Да».
Побережье безлюдно. Прибой и пена.
Ярким шаром плывёт луна,
словно ищет подругу себе Селена,
одинокую, как она.
Над Босфором звёздное небо глухо.
Рядом пышная девушка и старуха.
«Ай! » – неслыханные дела! –
нянька плетью её ожгла.
«За богиней на убыль беги! » Вдоль моря,
сбросив всё, сквозь слёзы и смех,
одалиска с луной, красотою споря,
перешли на неспешный бег.
Две богини, две женщины – то не ересь –
обнимаясь, шутя, животами мерясь,
как подруги бегут, смеясь,
наготы своей не стыдясь.
С того дня, когда тебя выбрал, пери,
миру деспот, вам – полубог,
у твоих, служанка, легла империя
гладких полненьких резвых ног.
Щёки нежные рдянее роз Дамаска,
в страстном танце бёдер широких пляска,
свежесть ранняя – всё при ней,
усладительнице очей.
Недалёкая пухлая одалиска,
в детстве проданная отцом,
ты мечтала когда-нибудь, что так близко
будешь видеть Грозы лицо?
Господин зовёт тебя каждой ночью,
позабыв, похоже, про жён и прочих.
В Топкапы переселена,
ты почти что его жена.
Плов, щербет и кофе, кальян и сласти –
репетировать недосуг.
если юной хозяйке охота страсть как
погонять и построить слуг.
Наконец, в носилки не без сноровки
ты садишься в ярких своих обновках,
до отъезда перехватив
пахлавы кусков до пяти.
В восхищенье пиршественная зала:
каждый танец неповторим.
Омывать сердца свирель не устала,
барабан отбивает ритм.
Под рукой у визиря лохматый пёсик,
а девчонка, налитая, словно персик,
в танце вьётся, летит, плывёт,
страстно вскидывая живот.
Плеск оваций. Запышка вспотевшей девы.
Место рядом с владыкой – с Ним.
О голодные детские годы, где вы? –
не забыть бы помочь родным.
Ночь. Султанская спальня. Краса Востока,
чтоб удачу свою не спугнуть до срока,
зная вкусы Грозы Земной,
опустилась к нему спиной…
2.
С того дня, когда тебя бросил, пери,
миру деспот, вам – полубог,
ты телесно новой достигла меры,
о восточный пряный цветок –
то в кальянном мороке на диване,
то за блюдом или за одеваньем.
Пляшешь редко и кое-как,
приказав создать полумрак.
Ах, у Солнца Вселенной вкус переменчив:
не зовёт, не зовёт пока.
Громче радостный шёпот забытых женщин,
и отставка недалека.
Вот вернут к уборке – к скребкам и щёткам –
и работать снова начнёшь, девчонка,
отдуваясь от полноты,
среди тех, кто с нуждой на ты.
Омывая тебя, прошептала нянька,
с кожей тёмной, как кипарис:
«О ханым, я видала дворец с изнанки,
моя пчёлка, взгляни-ка вниз:
своего уже не увидишь жала,
для султанских чресл тяжела ты стала.
Он ведь хлипок… » – «Чочук, беда».
«Что скажу, будешь делать? » – «Да».
Побережье безлюдно. Прибой и пена.
Ярким шаром плывёт луна,
словно ищет подругу себе Селена,
одинокую, как она.
Над Босфором звёздное небо глухо.
Рядом пышная девушка и старуха.
«Ай! » – неслыханные дела! –
нянька плетью её ожгла.
«За богиней на убыль беги! » Вдоль моря,
сбросив всё, сквозь слёзы и смех,
одалиска с луной, красотою споря,
перешли на неспешный бег.
Две богини, две женщины – то не ересь –
обнимаясь, шутя, животами мерясь,
как подруги бегут, смеясь,
наготы своей не стыдясь.
Рецензии и комментарии