Угрюмая Река.

На могилах нечисленных боли
Сотню лет вижу грустный мой край:
Тихих русских осенних юдолей
Черных вод златолиственный рай.

Черных русских бушлатов зековских
В стон собачий под бубновый крап
Под указ иудеев московских
За этапом уходит этап.

Машут вслед златокудрые вдовы
Отходящим в тюрьму и в гроба.
И Россия – безмолвной коровой
В нож кошерный глядит как Судьба.

Слышу рев чужедальних галактик
У границ неисчисленных Сил,
Вижу сполохи грозных Антарктик,
Шум песка у ливийских могил.

Ход Центавра, витанье Цейлона,
Марианских глубин полусон,
Диалоги камней подле тронов –
Слышу спор нереченных имен.

И могильные холмики сочной
Неземною травою родства
Мне пророчат вселенной полночной,
Разнося по планете слова.

Собираются звездные тени
Неисчетно – полками полки –
Под мои деревянные сени
У любимой Угрюмой Реки.

Стикс любимый! Харон- перевозчик,
Чья усмешка жутка неживым,
Над болотной травою полночной –
Все родное под небом седым!

И смертельная Роза Забвенья
Одинокая в грядке моей
Рада мне ядовитым цветеньем
Над цветением смертных людей.

Смерти Серп – синий сон-полумесяц
Всходит в острые травы теней,
Орошая тоской перелесиц
Рой еще не догнивших людей.

Все бежит и мятется! Все мимо
Там, внизу – там уходит паром
Над туманом неумолимо
Как часы, как идет метроном!

Здесь стоят Время, Звуки, планеты.
Лишь Афиной-Палладой сова
Прошуршит иногда полусветом
Над мышами – и плачет трава!

Здесь ни вин, ни столов, ни веселья
Беспролазные зреют леса.
Здесь ликует всегда Невезенье,
Дождь слезит вечерами глаза.

Незавидная горькая пища
Остывает на горьком столе
Над бескрайним земли пепелищем
На былой человечьей Земле.

И скрипучая дверь над гнилою
Деревушкой убитых славян
В тьму поет про пустое Иное
Всех отвергнутых флагов и стран.

Воды неба и воды Подземья,
Мразы, смерчи, трясенья планет,
И славянские все поколенья –
Входят в тесной избы полусвет.

Все — немолчно пророчит Возмездье
Под качанье лампадки ночной,
В прах мешая с землей поднебесье,
Вновь вцаряя безвидный покой.

Диск Земли пуст, безветрен, безмирен
Заполняет проклятый песок
Без шоссе, теплотрасс и градирен,
Без волны электронной у ног.

И тогда по молчащей вселенной
При умытой страданьем луне
Глас исходит во тьме довременной:
« Упокойтесь, славяне, во Мне!»

И луна как секира над адом
Гонит страхом, как мертвый с петли,
Бесполезно поживших мириады
В неумолчное чрево Земли.

Бьет двенадцать! Секира в юдоли
Ходит, ходит проклятой Землей
Над кишеньем бессмысленной моли
В красный пляс проститутки ночной.

Человечество в Ницце, в Нью-Йорке
На экраны ночные галдит:
Головою-чернильницей в морге
Им вещует про рай трансвестит.

А на пляжах Майорки испанской
И в Хургаде взирает людей
Равнодушный покой христианский
Равнодушно на раны гвоздей.