Москва
Возрастные ограничения 18+
Сквозь чёрный океан зрачок уютится к окну,
Где лодка сердцит плотную паутину
Под матери рукой, в какую ленту окуну,
Что тянется сквозь обойдённые пруды утиные
На луже в голове, и вьётся на дожде о кнут.
И ноги застревают в городе у тины.
И нёбом экого по рельсам жизнь катилась.
На нёбе звёзды стёрты как в безлюдье,
Сё небо сожрало картины свето-стилуса.
А земь скрывает струпье мрачного изледья.
Из под земли растут громоздко сигареты,
Туманный носовой платок иззастил воздух,
Те заставляют улицу скуритесь и гореть
И улицы сном как тяжёлый воз идут.
По крыльям города раскатами растёт саркома,
Крысятник выжирает тело суррогатной матери.
На парках музыка играет гнилостным сырком,
Зардевший мёртвый стадион луну высматривает.
Глазища фонарей накидку делают там лисью,
Но венет едко-голубым светилом лиц.
В родных оковах света лишь томлюсь я,
Становится бушлатом улиц Люц.
Яд белизны на пристанища влит,
Тела живые вязнут всласть, зачем и я?
Незримый вопль проростает в люд,
У сердца улиц без его значения.
Нет пристанища в граде плоти близком,
Деревья вытеряли в страхе рост-то,
Облепливает тело льдова блузка.
Дух страха под восход ещё не слез,
Улёгся город в вечность как короста.
Во мире места не найти холодней его слёз.
Где лодка сердцит плотную паутину
Под матери рукой, в какую ленту окуну,
Что тянется сквозь обойдённые пруды утиные
На луже в голове, и вьётся на дожде о кнут.
И ноги застревают в городе у тины.
И нёбом экого по рельсам жизнь катилась.
На нёбе звёзды стёрты как в безлюдье,
Сё небо сожрало картины свето-стилуса.
А земь скрывает струпье мрачного изледья.
Из под земли растут громоздко сигареты,
Туманный носовой платок иззастил воздух,
Те заставляют улицу скуритесь и гореть
И улицы сном как тяжёлый воз идут.
По крыльям города раскатами растёт саркома,
Крысятник выжирает тело суррогатной матери.
На парках музыка играет гнилостным сырком,
Зардевший мёртвый стадион луну высматривает.
Глазища фонарей накидку делают там лисью,
Но венет едко-голубым светилом лиц.
В родных оковах света лишь томлюсь я,
Становится бушлатом улиц Люц.
Яд белизны на пристанища влит,
Тела живые вязнут всласть, зачем и я?
Незримый вопль проростает в люд,
У сердца улиц без его значения.
Нет пристанища в граде плоти близком,
Деревья вытеряли в страхе рост-то,
Облепливает тело льдова блузка.
Дух страха под восход ещё не слез,
Улёгся город в вечность как короста.
Во мире места не найти холодней его слёз.
Рецензии и комментарии