Воскресение.

Всю жизнь проселки, городишки, засыпушки,
бараки, доски, голь и нищета,
собаки, дети, нищие старушки.
И, слава Богу, не большие города!

Средь простецов немодных и негордых,
не разжиревших в офисах юрлиц — не ставил я тщеславия рекорды
мурлу мещанскому богатеньких столиц.

Бежа дворцов, я жил лишь с Русью древней
среди крестьян наивных как во сне.
Ночное небо темное деревни
одно сопутником бывало чаще мне.

Но чистых рек и родников причастье
я ведал в радость по стране бомжей — не виллы гордые, не людоедство власти
средь фарисейства лицемеров и ханжей.

Где тупо чавкало само чревоугодье
и пило-ело с хрусталя и серебра,
в упор не видя вкруг простонародья — сей жизни прах, и тлен, и мишура.

Я презирал их суету и мненья,
и наблюдал, как в солнце и луне
судьба сметала их во гроб забвенья
под марш Шопена и вокруг и вне.

А мы стояли на ветру невзгоды
под самым небом в ангельских очах
в фуфайках древних древние народы
среди хлебов в потертых кирзачах.