Кипарис
Возрастные ограничения 18+
О старый парк облокотился кипарис,
Или заброшенный лечебный санаторий.
Он ещё шишкой на отцовской ветке видел
Набережной акваторию.
Потом созрел, сорвался и упал вниз.
Сожжен был дворниками в прах и пепел,
Истлел на углищах кострища докрасна.
Они сожгли нас, зная, что мы семена,
Но очень много звеньев в этой цепи.
Теперь он, да и многие же его братья,
Проведя в почве дни и месяца,
По зову солнца-матери и дождя-отца,
Не преминули ощутить всю лёгкость бытия и восприятия.
Пролез он сквозь глицинию и розу,
И ещё что-то крепкое, но без корней.
С другими в ряд к опорной бутовой стене,
И принял состоянье наблюдателя и слушателя позу.
Он вспоминал, как видел почти весь город-курорт,
И как выглядывал из под акации на горы.
Балкон соседский щедр был на разговоры.
Прощай гора Медведь, Набережная, порт.
Теперь он смотрит на застывшие пруды
И детскую больницу, что мало-помалу превращается в гостиницу.
Старый фонарь выхватывает приезжих лица
И брошенные городом сады.
И ещё, позже, когда меркнет старый фонарь,
Свет утренней звезды.
Жилых домов серые спины.
Он к ним лицом к лицу стоит и ныне,
Как землепашец своей странной борозды.
Или заброшенный лечебный санаторий.
Он ещё шишкой на отцовской ветке видел
Набережной акваторию.
Потом созрел, сорвался и упал вниз.
Сожжен был дворниками в прах и пепел,
Истлел на углищах кострища докрасна.
Они сожгли нас, зная, что мы семена,
Но очень много звеньев в этой цепи.
Теперь он, да и многие же его братья,
Проведя в почве дни и месяца,
По зову солнца-матери и дождя-отца,
Не преминули ощутить всю лёгкость бытия и восприятия.
Пролез он сквозь глицинию и розу,
И ещё что-то крепкое, но без корней.
С другими в ряд к опорной бутовой стене,
И принял состоянье наблюдателя и слушателя позу.
Он вспоминал, как видел почти весь город-курорт,
И как выглядывал из под акации на горы.
Балкон соседский щедр был на разговоры.
Прощай гора Медведь, Набережная, порт.
Теперь он смотрит на застывшие пруды
И детскую больницу, что мало-помалу превращается в гостиницу.
Старый фонарь выхватывает приезжих лица
И брошенные городом сады.
И ещё, позже, когда меркнет старый фонарь,
Свет утренней звезды.
Жилых домов серые спины.
Он к ним лицом к лицу стоит и ныне,
Как землепашец своей странной борозды.
Рецензии и комментарии