Однажды летом
Возрастные ограничения 0+
«И сидит он старый, никому не нужный,
У заиндевевшего окна»
Валерий Гудошников
Однажды летом по делам
Приехал я в село глухое,
Пошёл с надеждой по домам —
Найти избушку для постоя.
У всех — детишек птичий клин,
Но женщина одна сказала:
«Иди-ка к деду, он — один...»
И на домишко указала.
Сидел пред домом старый дед,
Согбенно опершись на палку…
«Старик, не пустишь на ночлег?»
«Чё ж не пустить? Избы не жалко…
Входи, мил человек. Устал?
Гляди, один живу в хоромах…
Спасибо, гостя Бог послал,
Душа живая будет в доме...»
Старик неспешно стол накрыл:
«Для гостя — «огненной водицы».
И говорил всё, говорил,
Хотелось всласть наговориться.
«А у тебя, поди, семья?
Жена-красавица и дети?»
«Нет, старый, из детдома я,
И тоже никого на свете...»
Мы коротали вечера
Частенько, сидя у окошка,
А вскоре — уезжать пора,
И грустно стало мне немножко.
Я сердцем к старику прирос,
И видел: он горюет тоже.
В его глазах — немой вопрос,
Который всё ж задаст, похоже…
«Ну, вот, опять я одинок,
Один как перст на целом свете.
Приедешь ты ко мне, сынок,
С женой, с детьми, как будут дети?
Ты стал мне словно сын родной,
Как не хочу я расставаться...»
А сам глядит с такой тоской,
Что стало жаль его, признаться.
«Приеду… Не грусти… Прощай!..»
И обнял по-сыновьи, крепко.
Он вслед кричал мне: «Приезжа-а-а-й...»
И всё махал худою кепкой.
У заиндевевшего окна»
Валерий Гудошников
Однажды летом по делам
Приехал я в село глухое,
Пошёл с надеждой по домам —
Найти избушку для постоя.
У всех — детишек птичий клин,
Но женщина одна сказала:
«Иди-ка к деду, он — один...»
И на домишко указала.
Сидел пред домом старый дед,
Согбенно опершись на палку…
«Старик, не пустишь на ночлег?»
«Чё ж не пустить? Избы не жалко…
Входи, мил человек. Устал?
Гляди, один живу в хоромах…
Спасибо, гостя Бог послал,
Душа живая будет в доме...»
Старик неспешно стол накрыл:
«Для гостя — «огненной водицы».
И говорил всё, говорил,
Хотелось всласть наговориться.
«А у тебя, поди, семья?
Жена-красавица и дети?»
«Нет, старый, из детдома я,
И тоже никого на свете...»
Мы коротали вечера
Частенько, сидя у окошка,
А вскоре — уезжать пора,
И грустно стало мне немножко.
Я сердцем к старику прирос,
И видел: он горюет тоже.
В его глазах — немой вопрос,
Который всё ж задаст, похоже…
«Ну, вот, опять я одинок,
Один как перст на целом свете.
Приедешь ты ко мне, сынок,
С женой, с детьми, как будут дети?
Ты стал мне словно сын родной,
Как не хочу я расставаться...»
А сам глядит с такой тоской,
Что стало жаль его, признаться.
«Приеду… Не грусти… Прощай!..»
И обнял по-сыновьи, крепко.
Он вслед кричал мне: «Приезжа-а-а-й...»
И всё махал худою кепкой.
Рецензии и комментарии