ИГОЛЬЧАТО-БЕРЕЗОВЫЕ СНЫ
Возрастные ограничения 16+
Гонимый сворой псов и покорителей Вселенной я восстал из нелепого сна
Слыша остывшим телом, чувствуя оголённым нервом, как на Землю приходит весна
И как бы я не был свободен в своей голове, сон держал меня в своем стремени
И как бы я не был свободен в своем сне, он надолго закрепился в моей голове
Я, как и в жизни, выходил на линию огня, не помня своего имени
Я, как и прежде, засыпал на голых ветвях вместе с расплакавшимся инеем
Забитые людскими душами вагоны заставляли мой поезд двигаться, внушали мне давление платформы: прохожие шагали быстрее и быстрее, не теряя своей формы
Спекшаяся дыра светила на горизонте, я шел по путям, дымя, словно солдат на фронте Пустые, бездонные оболочки нащупывали в кратерах-ямочках твердотельные точки, отыскивали в линейных перспективах обжитых кварталов судьбы зеленые росточки
Трассы снов вытягивались в тени домов на фасадном экране, время сжималось на перекрестке миров, меня потянуло домой, к друзьям, моей маме
Световые консоли мерцали в стеклянном стакане – я вспомнил, как ребенком бродил по игрушечным дворикам в одной пижаме
Душный колодец двора был разбит на зоны: эркеры, закрытые террасы, модные салоны
Стеклянные витражи, искусственные газоны, опустошенные мужья, демонизированные жены
Машины верещали, словно цикады в пекле эстакады, водители рвались вперед ради мнимой награды
Лицо неонового идола наполнило мне о маленькой, но искренней роли
О том, как я кормил чертей мыслями о смерти и о боли, как угасал в сыром снегу, теряя много крови
Как заклинал стоявший в горле смрад живым, единым Богом, тем, кто дышал и дорожил своим народом
Эхом диспетчера отозвалась пустота магистрали, мысли мои уносились вдаль как мистрали
Ветер втолкнул меня в тамбур в конце коридора, дом наполнил парами вина и раздора
В трещины старой фольги пролились расплывчатые черты: шиньон, силикон, шеллак, лицо, вылитое из сплавов темноты – сотканная из восходящих вихрей выпуклая голография наготы
Я принялся искать простое, человеческое нутро в ртутных парах Квавара, расшибаясь о неглубокое дно из лунного металла. Чем в детстве ты жила, о чем мечтала?
О джинсах, о друзьях своих подруг, о том, как хорошо живут вокруг?
Моя любовь кралась детскими снами, сквозь пионерское «хочу» гуляла сквозняками
Я увидел в амальгаме себя, влюбленного вассала: просмолённая, выщербленная голова, втянутая в воронку адского портала
Утренний дождь пролил слезу над куполом вокзала
На облачной платформе я преодолел границу земного терминала
Пассажиры садились в вагоны, отправлялись в незнакомые им районы
Они желали знать, из какой части страны, к ним приплывали игольчато-березовые сны
Почки лопались в розовом дыму, мир восходил цветущими садами
Он волновал сеявшими церквями, будил земными чудесами
Отцы и деды поднялись над воцарившимся порядком
Волна тепла, волна любви прошла по храмам, по оградкам
И в миге горестном и сладком утешилась, утихомирилась душа моя
Слыша остывшим телом, чувствуя оголённым нервом, как на Землю приходит весна
И как бы я не был свободен в своей голове, сон держал меня в своем стремени
И как бы я не был свободен в своем сне, он надолго закрепился в моей голове
Я, как и в жизни, выходил на линию огня, не помня своего имени
Я, как и прежде, засыпал на голых ветвях вместе с расплакавшимся инеем
Забитые людскими душами вагоны заставляли мой поезд двигаться, внушали мне давление платформы: прохожие шагали быстрее и быстрее, не теряя своей формы
Спекшаяся дыра светила на горизонте, я шел по путям, дымя, словно солдат на фронте Пустые, бездонные оболочки нащупывали в кратерах-ямочках твердотельные точки, отыскивали в линейных перспективах обжитых кварталов судьбы зеленые росточки
Трассы снов вытягивались в тени домов на фасадном экране, время сжималось на перекрестке миров, меня потянуло домой, к друзьям, моей маме
Световые консоли мерцали в стеклянном стакане – я вспомнил, как ребенком бродил по игрушечным дворикам в одной пижаме
Душный колодец двора был разбит на зоны: эркеры, закрытые террасы, модные салоны
Стеклянные витражи, искусственные газоны, опустошенные мужья, демонизированные жены
Машины верещали, словно цикады в пекле эстакады, водители рвались вперед ради мнимой награды
Лицо неонового идола наполнило мне о маленькой, но искренней роли
О том, как я кормил чертей мыслями о смерти и о боли, как угасал в сыром снегу, теряя много крови
Как заклинал стоявший в горле смрад живым, единым Богом, тем, кто дышал и дорожил своим народом
Эхом диспетчера отозвалась пустота магистрали, мысли мои уносились вдаль как мистрали
Ветер втолкнул меня в тамбур в конце коридора, дом наполнил парами вина и раздора
В трещины старой фольги пролились расплывчатые черты: шиньон, силикон, шеллак, лицо, вылитое из сплавов темноты – сотканная из восходящих вихрей выпуклая голография наготы
Я принялся искать простое, человеческое нутро в ртутных парах Квавара, расшибаясь о неглубокое дно из лунного металла. Чем в детстве ты жила, о чем мечтала?
О джинсах, о друзьях своих подруг, о том, как хорошо живут вокруг?
Моя любовь кралась детскими снами, сквозь пионерское «хочу» гуляла сквозняками
Я увидел в амальгаме себя, влюбленного вассала: просмолённая, выщербленная голова, втянутая в воронку адского портала
Утренний дождь пролил слезу над куполом вокзала
На облачной платформе я преодолел границу земного терминала
Пассажиры садились в вагоны, отправлялись в незнакомые им районы
Они желали знать, из какой части страны, к ним приплывали игольчато-березовые сны
Почки лопались в розовом дыму, мир восходил цветущими садами
Он волновал сеявшими церквями, будил земными чудесами
Отцы и деды поднялись над воцарившимся порядком
Волна тепла, волна любви прошла по храмам, по оградкам
И в миге горестном и сладком утешилась, утихомирилась душа моя
Рецензии и комментарии