25

***
Дождь лился пятые сутки.
Я видел восемь миров,
Взирая из окон маршрутки
На чистое небо и гром.

Там, в первом, были собаки.
Гигантские стаи собак,
Что рвали на мясо распятых
И скалили зубы нам вспять.

На мёртвое море из крови.
На осень и юность в цепях.
На гибкие смыслы разбоев,
На тех, кто с улыбкой висят.

Я тратил на них все сомнения
И пять поколений весны.
Для них неживой – привиденье.
Для нас — будто в книге стихи.

Второй я увидел внезапно,
Как солнце, что вышло в степях,
Сожженных, как данное слово,
И страшных, как смыслы писак.

Там плавал по небу корабль.
Спокойно, как в недрах реки.
И с выси, и с пьяным угаром
Плевали на нас моряки.

Когда довезут капитана
К порогу, прям к райским вратам,
Познают всю сущность обмана,
Вернутся по тёплым следам.

Их люди же примут с любовью,
Как старых, забытых, родных.
С весёлой тоскою и болью,
Что не оплюют те святых.

За то, что те скрыты забором.
За то, что боятся прийти
К народу, где драмы и ссоры.
К народу, что можно спасти.

Увидишь, нас море не смоет.
Увидишь, мы тут навсегда.
Отдай им рубашку, не стоит,
Раз просят, в них нету стыда.

А третий мне вовсе приснился.
А третий был будто бы сном.
Он был будто старые спицы.
Он времени был колесом.

И гасли тут люди, как звёзды.
Искали все выхода дверь.
Скажу вам, их нету, серьёзно.
Пусть сменит нам лето метель.

Пусть небо заменят нам тучи.
Пусть мир наш затопит дождём,
Водою, что времени лучше.
Стечёт в невесомость ручьём.

И старые вечные кольца,
Когда нам их станет не жаль,
Сгорят в механизме, как солнце.
Вонзится во время кинжал.

Оно не застрянет, не встанет.
Продолжит, как рыцарь, свой путь.
А может, начнёт всё сначала,
Людей за собою тянуть

Четвёртый был миром снаружи,
Растоптанным снегом кругом.
Весёлой пургой и стужей,
Что ломиться окнами в дом.

Возможно, он был безразличным.
Возможно, он чувствовал страх.
Весною, когда всё цинично
Цвело в крестнолистных садах.

Тут будут плодиться дороги.
Тут будут расти города.
Я знаю, тут люди не вздрогнут
И будут идти до конца.

В пластмассовых лужах растают
И вспомнят про листья, цветы.
Когда их там вовсе не станет,
Погрузятся в мир темноты.

Просторным и странным, как судьбы,
Что сыплются в дебри песком.
Узнают про цикл абсурда,
Исчезнут и вовсе потом.

А пятый, тот был небылицей,
Что любим мы сеять кругом.
Святою тоскою тигрицы,
Заточенным острым копьём.

В нём не было птиц и растений,
В нём не было смысла и мук.
Там были лишь копья и стены,
Что струхли, как старый бамбук.

Прониклись печалью и скукой,
Воняли, как старый мертвец.
Летящей стрелою из лука
Вонзится Вселенной конец.

Шестой я увидел прекрасным.
Он светел, стабилен и стар.
Как будто разлили в нём краски,
Как будто из рая места.

Гуляли там люди и звери.
Стеснялись, мечтали, цвели
И к небу тянулись растения,
Что были прекрасней земли.

Я встал. Улыбнусь и заплачу.
Мы можем, мы можем сиять.
Так пусть тут с колен мы восстанем,
И пусть нас добром наградят.

За чистые реки любови,
За чистые парки, леса.
Не будет здесь стресса и боли,
Тут будет любви полоса.

Седьмой разорвали на части.
Его собирай по частям.
Он в сборе, чем Боги опасней.
Он в сборе, как птица, летал.

Седьмой, он спасёт нас от власти.
Он гибкий, как красный метал.
В нём были пороки и страсти,
Он будто следы заметал.

В нём каждый кирпичик, планета,
В нём наша вселенная, дом,
Где семьи встречают рассветы,
Где связаны судьбы узлом.

Восьмой же был нашим, просторным,
Бессмысленным, глупым, слепым.
Он пустит во времени корни,
Он будет великим, святым.