Театр

Я затеряться всю ночь пытаюсь в огромном зале:
Гремит оркестр, сияют люстры, сияют лица.
В блестящих платьях, мы все в искусство переиграли —
Ведь каждый зритель вернется снова, чтобы забыться.

Чтобы на сцене, в дыму и свете, быстрее птицы,
Для нас, скитальцев, для нас, измотанных пилигримов,
Как смерть, прекрасна, не глядя сверху на наши лица,
Смеясь над чем-то, летала белая балерина.

Она танцует так сотни лет на узорном круге.
Звучит Бетховен, и гнутся пальцы — ей, верно, больно.
Здесь все так просят, еще немного, моя подруга.
Давно раскланялись все актеры — танцует сольно.

Ты легче дыма, но прожигаешь собою сцену,
Ты — та шкатулка из самых недр любого детства.
Крутись же вечно! Пусть юбки льются морскою пеной.
Я разобью для тебя ладони, моя принцесса.

В кровь разобью, чтоб гремели звонче аплодисменты,
Чтоб заглушали розовый смех в белоснежном тюле.
Что ж ты смеешься? И белым вихрем взлетают ленты,
И неразборчиво звуки срастаются в бешеном гуле.

И кто-нибудь на балконе в испуге вздрогнет,
Рукой костлявой, когда-то детской, сожмет перила.
Здесь всем так плохо. Сейчас не время о чем-то помнить.
Ломай же пальцы, белая балерина.