книга

я книга с наполовину разрезанными страницами.
я помню в реальности не существующие лица.
что можно считать реальностью, если
книга, как предмет, вот она, есть.
плотносбитая, прямоугольная, с веселой обложкой.
увесистый том с нарисованной мордочкой кошки.
и это я. да, данная книга я.
покрутите пальцем у виска ни слова не говоря.
и если я помню несуществующие в реалии лица,
вес томика в руках ваших поможет в том убедиться,
что воспоминания о лицах этих книжных
в теле моем навека чернилами выжжены.
я книга с наполовину разрезанными страницами.
что в ней, загляни в ту часть, которая может открыться.
что в ней? загляни, я всего и сама не знаю.
оставшиеся страницы время ножом разрезает.
концилярским, изящным, хочется сказать дамским,
но в двадцать первом веке эта метафора звучит по-дурацки
знаете, как те шутки, что травит выпивший батя,
когда ты привела друзей, а он вошел в комнату так ни к стати.
и не объяснишь же им, что он, вообще-то человек хороший.
ну перебрал немного, бывает, теперь язык его опошлен.
так неловко краснеть всем вместе, будто тепличные помидоры,
пытка общением длится. собрала бы вас бабушка что ли
в карзинку спасительного толерантного принятия.
а что тут скажешь, родителей не выбирают, батя…
изящный нож, дамский мы уже убрали,
разрезает страницы рукою времени. в одеяле
оно сидит и читает меня, чаем согревшись мятным.
а я проживаю единственную жизнь с названием туда без обратно.
простите, Эльчин, позаимствовала из вашей книги.
его. хорошо, что писать верлибры
я научилась. теперь чувствую себя, как рыба в воде.
в дружелюбном поэтическом лабиринте.