Лишний

У врат церковных, на ступенях скорбных и холодных,
сидел калека, пряча взгляд от взглядов мимоходных.
И надпись на груди его, как приговор последний,
просила подаяния на опий до обедни.

Спешил на службу люд, крестясь на золотые главы,
и гроши подавал ему, не видя в том отравы.
Но чаще осуждал, шипя, что место свято это
не для того, кто ищет тьмы, отрёкшися от света.

Они не знали, бедные, в своей наивной вере,
что тот, кто раз изведал рай и запертые двери,
кто видел замысел Творца не в росписи иконы, —
тому земные радости — лишь тягостные стоны.

Ведь «опий для народа», под куполов сиянием,
задаром предлагают здесь вслед за покаянием.
Но эта боль — лишь тень той муки, что изгнанник знает,
который видел небеса и снова к ним взывает.

О, если б только помнили живущие, страдая,
что после света горних сфер, что после врат от рая,
земная жизнь — не просто ад, но акт самосожженья,
где память — главный твой палач, а ты сам — преступленье.

И он сидит, немой пророк угаснувшего чуда,
и просит яда, чтоб забыть, как страшно здесь, — оттуда.
Ведь наш побег из рая был не волею Всевышней,
и всякий здесь потерян, и без воли Бога — лишний.