Жасмин расплескал в саду кипень
Мазманян Валерий Григорьевич Возрастные ограничения 18+
Небо через веток сито цедит в лужи синеву
Мать-и- мачеха в овраге,
грач во фраке — важный лорд,
лист исписанной бумаги
принял нашу грусть на борт.
Накопилась лет усталость,
не смахнуть рукой, как пыль,
а кораблик поднял парус,
покачнулся и поплыл.
Голуби за нами — свитой,
сон январский наяву — небо через веток сито
цедит в лужи синеву.
Время — это миг, по сути,
встал малыш — старик присел…
а любовь и вёсны крутят
наших судеб карусель.
Подставляют подолы берёзы
Стал прохожий домой торопиться,
свежий ветер взъерошил листву,
в полдень скомканной серой тряпицей
быстро вытер с окна синеву.
Что июнь? — тополиная замять
и цветущий жасминовый куст,
растревожила душу и память
по тебе затаённая грусть.
Подставляют подолы берёзы — щедро сыплют дожди серебро…
радость встречи, касания, слёзы — это только влюблённых добро.
Жасмин расплескал в саду кипень
Упавшие в обморок тени
очнулись на позднем закате,
береза открыла колени,
подняв своё длинное платье.
Из чаши луны льётся просинь,
жасмин расплескал в саду кипень,
и сумрак с прохладой приносит
нам запах дурманящий липы.
Цветение летнее — прелесть,
а небо — хоть черпай руками,
июльские звёзды слетелись
и бьются в окно мотыльками.
Пусть память и сердце не ладят — с годами все чувства на убыль…
а что убелённые пряди,
когда те же жаркие губы.
Рыжий месяц бородкой прижался к макушке сосны
Час сумерек — отдых короткий,
успей досмотреть свои сны,
пока рыжий месяц бородкой
прижался к макушке сосны.
Когда от бессонницы горькой
сбиваются простыни в ком,
смотри, как на пламени зорьки
сгорает звезда мотыльком.
Пусть время и славится прытью,
а осень любви не по мне…
июль позолоченной нитью
узоры плетёт на стене.
Шумливая листва поймала блик
Не повторит бумага и перо
штрихи дождя, пугливых теней вязь,
а фонари горстями серебро
к ногам берёз бросали, не таясь.
К полуночи из облачных прорех
просыпались крупицы крупных звёзд,
и погрустить вдвоём совсем не грех
без тяжких вздохов и солёных слёз.
С рассветом облака за лес ушли,
шумливая листва поймала блик…
без слова понимали две души,
что тихий вздох слышней, чем громкий крик.
Осыпая соцветия, возрождается старая яблоня
Что-то сбудется, что-то не сбудется,
кто ругнёт за спиной, кто поклонится,
а судьба не тенистая улица — не пройдёшь под гармонь до околицы.
Не напрасно душа хорохорится,
что ей в прядях полосочки инея,
и молитвой спасёт Богородица
от вечерней тоски и уныния.
Не горюй, что морщинами метили
нас года, что рука твоя дряблая…
по весне, осыпая соцветия,
возрождается старая яблоня.
Шлейфом белая позёмка тянулась за ночным прохожим
Ушёл февральский день в потёмки,
утешил истиной расхожей,
и шлейфом белая позёмка
тянулась за ночным прохожим.
Качали ветки сумрак вязкий,
где сеял снег фонарь сквозь сито,
твоей душе хотелось сказки,
а не обыденности быта.
Молчали оба и попутно
теней смотрели пантомиму,
и знала ты — проснёшься утром
и смутным сном припомнишь зиму.
Рассветы зазвенят ручьями,
напрасно хмурилась сердито…
и старый клён, скрипя плечами,
дотащит солнце до зенита.
Мать-и- мачеха в овраге,
грач во фраке — важный лорд,
лист исписанной бумаги
принял нашу грусть на борт.
Накопилась лет усталость,
не смахнуть рукой, как пыль,
а кораблик поднял парус,
покачнулся и поплыл.
Голуби за нами — свитой,
сон январский наяву — небо через веток сито
цедит в лужи синеву.
Время — это миг, по сути,
встал малыш — старик присел…
а любовь и вёсны крутят
наших судеб карусель.
Подставляют подолы берёзы
Стал прохожий домой торопиться,
свежий ветер взъерошил листву,
в полдень скомканной серой тряпицей
быстро вытер с окна синеву.
Что июнь? — тополиная замять
и цветущий жасминовый куст,
растревожила душу и память
по тебе затаённая грусть.
Подставляют подолы берёзы — щедро сыплют дожди серебро…
радость встречи, касания, слёзы — это только влюблённых добро.
Жасмин расплескал в саду кипень
Упавшие в обморок тени
очнулись на позднем закате,
береза открыла колени,
подняв своё длинное платье.
Из чаши луны льётся просинь,
жасмин расплескал в саду кипень,
и сумрак с прохладой приносит
нам запах дурманящий липы.
Цветение летнее — прелесть,
а небо — хоть черпай руками,
июльские звёзды слетелись
и бьются в окно мотыльками.
Пусть память и сердце не ладят — с годами все чувства на убыль…
а что убелённые пряди,
когда те же жаркие губы.
Рыжий месяц бородкой прижался к макушке сосны
Час сумерек — отдых короткий,
успей досмотреть свои сны,
пока рыжий месяц бородкой
прижался к макушке сосны.
Когда от бессонницы горькой
сбиваются простыни в ком,
смотри, как на пламени зорьки
сгорает звезда мотыльком.
Пусть время и славится прытью,
а осень любви не по мне…
июль позолоченной нитью
узоры плетёт на стене.
Шумливая листва поймала блик
Не повторит бумага и перо
штрихи дождя, пугливых теней вязь,
а фонари горстями серебро
к ногам берёз бросали, не таясь.
К полуночи из облачных прорех
просыпались крупицы крупных звёзд,
и погрустить вдвоём совсем не грех
без тяжких вздохов и солёных слёз.
С рассветом облака за лес ушли,
шумливая листва поймала блик…
без слова понимали две души,
что тихий вздох слышней, чем громкий крик.
Осыпая соцветия, возрождается старая яблоня
Что-то сбудется, что-то не сбудется,
кто ругнёт за спиной, кто поклонится,
а судьба не тенистая улица — не пройдёшь под гармонь до околицы.
Не напрасно душа хорохорится,
что ей в прядях полосочки инея,
и молитвой спасёт Богородица
от вечерней тоски и уныния.
Не горюй, что морщинами метили
нас года, что рука твоя дряблая…
по весне, осыпая соцветия,
возрождается старая яблоня.
Шлейфом белая позёмка тянулась за ночным прохожим
Ушёл февральский день в потёмки,
утешил истиной расхожей,
и шлейфом белая позёмка
тянулась за ночным прохожим.
Качали ветки сумрак вязкий,
где сеял снег фонарь сквозь сито,
твоей душе хотелось сказки,
а не обыденности быта.
Молчали оба и попутно
теней смотрели пантомиму,
и знала ты — проснёшься утром
и смутным сном припомнишь зиму.
Рассветы зазвенят ручьями,
напрасно хмурилась сердито…
и старый клён, скрипя плечами,
дотащит солнце до зенита.
Рецензии и комментарии