Глава 3. Дитя.

Глава 3. Дитя.

Он очнулся горе — видя:
На обугленных телах,
На угасшей жизни прыти,
На кострах и на костях;
Как успел, увы не знает,
Избежать судьбы такой:
И не мертвый понимает,
Что остался он живой.
Но печаль не есть награда
Нужно дальше продолжать
Через дальний путь заката
Устали не зная гнать
И нести на пике чести
Душу резвую свою,
Воздавая, не без лести
Небосводу похвалу.

***

Братья вы, о, неживые,
Помяните этот миг,
как один из тех, что были
Будто солнца ясный блик.
Взял Абдул накидку где — то
Обгоревшую и в саже-
Все равно не станет это
Мне вменяться больше кражей.
Все забыто, все убито
За спиною позади,
Темной мантией накрыто
И утрачено в пути.
Я теперь не вор Багдада,-
Ангелочек мне помог,
Запретив пучине ада
Дух забрать в ужасный лог.
Я очищен, я спокоен,
И от ночи отлучен.
Телом я не упокоен,
Что теперь мне вечный сон?!
Угли таяли краснея,
Поднимался яркие дым,
Ветерок печально вея
Слился с облаком густым.
Роща высится на Горке:
Все — травинки да кусты,
Что иссушены и колки
И страдают без воды.
Весь Багдад — ужасный рок,
Тьма к нему ведет дорог.
Хочешь ты или не хочет,
Но пройти его, сынок!

***

Запахнувшись и покрепче
Прижимая руки к телу,
Вор, забыв молитвы речи,
Потерял былую веру.
Где она, о, где она
Неземная красота?
Та далекая страна,
Где судьбы моей врата?
Где зарею небо пишет
Удивительно узоры,
Синева тихонько дышит
Взор бросая через горы
На луга и на поля,
Бесконечные долины,
Где красуется земля
Всею зеленью равнины,
Где цветы и соловьи-
Вечные друзья рассвета,-
Танцы пестрые свои
Совершают в зное лета.
Где покой и нет тоски,
Где кузнечики звенят;
Множа грозные полки
Тучи вечером летят.

Он идет по горькой жиже
Ноги плавают в грязи,
Все теснее… Ближе, ближе
Сонный путник да красы
Добирается Багдада,
Чуя мрачную тревогу:
Перед зноем будто ада
Он стоит, отдавшись року.
Заподозрят ли его бы,
Что сбежавший — он преступник
Или купятся легко,
Что уставший мирный путник?
И Абдул от мыслей тех
Приодевши капюшон
Побежал и без помех
Хлипкий одолел заслон,
Да преграду, что к Багдаду
Заслоняла брешь — проход,
Выводивший сразу к саду
Не ходил, где уж народ.

Я убить поклялся многих-
Я их право и убью!
Все забыты уж стоки:
Стал народ подстать зверью-
Нету помощи делами,
Нету даже на словах-
И с такими — то долгами
Их прощают все ж Аллах.
Но всевидящее небо
Не капризно и не слепо,-
За грехи осудит вас:
Будет день и грянет час-
Унесет, шагами меря
громогласные потери,
На себе и на горбе
Ишака-степи ублюдка,
По извилистой тропе
Дали падшего рассудка.

Через ветви и кустарник
Пробирался наглый вор,
Он когда — то был «начальник»
Этих давящих простор.
Тут его деньки хмельные
Проносились в суете,
Да и горести больные
Тоже в этой шли среде.
Непокорный он когда — то
Наблюдал за блудом тут,
Как в чащобу для разврата
Люди разные идут.
Ненавидел вор богатых,
Не любил и презирал,
Ведь за спинами у знатных
Припасен большой кинжал.
Это помнил он чтил,
Как обычаи воровской.
С этой горечью он жил
И таскал ее с собой.

***

Утомленный той дорогой,
Что вела от места гнили
До дыры в стене высокой,
Вор глотнул немало пыли.
Забинтованный калека
Приодевшись, но босой,
Стал похож на человека,
Хоть и был слегка хромой.
Он отчаянно пытался
Добрести за тот денек
Чтоб до ночлега, но остался,
Где — то в зарослях прилег.
Как гудели ноги больно!
Как ломало сильно руку!
Вор — кошмары беспокойно
Наблюдал во сне. Испугу
Стоп дух его предался снова.
И Абдул во тьму листвы
Грезил: будто бы оковы
Тело тянут до крови,
Увещанья и попугая
Той реальностью — другой,
Что иссякнет кровь густая,
Чтоб ставшая рябой слюдой.
Унесенный серой дымкой,
Видел вор окно темницы,
три решетки, люк железный,
Стен чернеющих границы,
Чтоб то с сжимающих просторы,
То дающих волю им.
А от стонущий запоры-
Шум летел не выносим.
И метался, и пугался
Будто псина на цепи;
Вор багдадский утомлялся,
Чая муки впереди.
Но не знал и не заметил,
Что во сне былые дни
Проносились… Только бредил
Вор поджав свои ступни…
Цепи лязгая летели,
Разнося на щебень стены
И забвенно что — то пели
В уголках темницы тени.
Сон ли это, сон ли вовсе?
Все колотится, дрожит,
Увещая- ну, готовься,
К жизни след уже забыт.

Рано утро наступает,
Поднимаются лучи,
В зареве они играют
Освещая лик ночи.
Мира здешние красоты
Пустоши ушла да лишь,
Неподвластные высоты
Зря ненужными ты мнишь.
Те смиряют угнетенье,
Привлекая яркий свет,
Он, как будто озарение
Затмевает хвост комет.
То небесное сиянье
Растекается рекой,
И, как будто состраданье
Нависает над землей.

***

Ласково сиянье блещет.
Яркие его лучи
Ожидать с миром встречи
Ненавидя дрем ночи.

Я лежал не поднимаясь,
Любовался синевой,
Что высоко растекаясь
Светлой, чистою волной,
Облака с собой носила,
Белоснежные холмы.
Как же это чудно было,
Словно я увидел сны.
А затем сиянье солнца
Озарило зрение мне
И услышав незнакомца
За оградой на коне,
Я очнулся и метнулся
Не обдумав горды шаг…
Окончательно проснулся,
Понял, что к чему, да как…

***

Где юности пропавшей огонек?
Куда ушел он, где теперь?
Его унес времен поток,
Туда, где жизнь презрела смерть,
Где тихой поступью идет
Судьба холодным ручейком.
Где суета несчастных дней
Затушит всякую искру,
Что ветер в мысли занесет.
Тебе не вспомнится о ней…
о юности забытых лет.
Холодная вода ручья
На смерть былое обрекает.
Поэтому, мои друзья,
Я детство в мыслях сохраняю.
Но, где же юности погасший огонек?
Куда в ветрах он улетел?
И в памяти остался только уголек,
Который я дыханием согрел,
И, от забвенья все же не уберег…
Разжечь в сознании снова не сумел.
Печально это, ну скажи:
Что свято для твоей души?
Любовь, богатство, пьянство, честь,
Стремление к славе… Ну, ответь.
Что ценно для тебя, что мило?
Что дарит пламени огарка силу?