Краткая история Новооскольского уезда

https://youtu.be/G59HWA10fiA

На часах приближается вечер,
А вот солнце, неспешно к закату.
Летом тьма, в это время далече:
Яркость звёзд, молодой месяц – плата.
В синеве плывёт облако ватой,
Но не тлеет, хоть солнце и жжёт.
Ожидает Оскол Новый дата,
Город с ней, день рождения ждёт.

Устремлюсь в городской парк культуры,
Горю жаждой упрятаться в тень,
Здесь деревья, фонтаны, скульптуры,
Почему – то всегда, мне мал день.
Всё равно прикоснусь я чудес,
С колесом хоть название: «Чёртово».
Вот взглянул с поднебесья, и весь
Окунулся в красу распростёртую!

В лучах солнца фонтан воду льёт,
Изумрудною нитью поёт.
Город «Новый Оскол невелик,
Но огромен истории крик.
Опишу её кратко, слегка,
Оттого, что она велика,
Всё ж негоже додумывать ложь,
И стихом порождать гнева дрожь.

Впрочем, лжи не бывает без правды,
Нужна горечь, чтоб счастье познать,
Как, не ведая запах Лаванды,
Полыне честь и славу воздать?
Только я, всё ж коснувшись истории,
Обо всём расскажу не тая.
Хоть и будет любовь в моём слове,
К тем, кого уважать начал я.

У Оскола — реки было поле,
Руси древность воспело оно,
Хоть была очень сложная доля,
Промолчать о ней будет грешно.
Ушли годы, застыли века,
Вот Оскол, в переводе река — Так её печенеги назвали.
Им хотелось иметь эти дали!

Для кочевников степь пуще злата,
Для скота — она пищей богата.
Будут сыты и конь, и корова.
Кто уйдёт, возвращается снова.
Оскол — Батюшка явный свидетель,
Как князь Игорь спасал эту степь.
Здесь живущим он был Благодетель,
Им свобода нужна, словно хлеб.

Это поле злодеи терзали,
Взяв людей себе в плен, продавали,
И девчонок молоденьких чести,
Издеваясь, лишали из мести.
Ничего под луною не вечно,
Жизнь уходит — нельзя возвратить.
Зачем к ней относиться беспечно
И кого-то за срам свой винить.

Видел царь Алексей от престола,
Как на Юге жилось человеку.
Его душу обида колола,
И пришёл он в семнадцатом веке,
Не куда — то, к Осколу — реке,
Не затем, чтоб мириться с врагом.
С булавой царской власти в руке,
Жирный крест, чтоб поставить на нём!

Месяц май здесь давно дышит летом,
Солнца диск золотым льётся светом.
Пчёлы мёд собирают душистый
Из цветов среди трав шелковистых.
Здесь солдаты в прозрачной реке
У «Колодезя Белого» устья,
Искупавшись, могли на песке,
Обрести благодатное чувство.

Чуден сердцу восход и закат,
Рядом с ликом луны блещут звёзды.
Этот край так на краски богат,
Что не смогут их вычеркнуть годы.
Значит нужно народ защитить
От набегов никчемных соседей.
В обстановке такой трудно жить,
Можно мир обрести лишь в победе.

Появлялась без зова, как вор,
Вдруг Казацкая Вольница в ночь.
Посполитая Речь — мародёр,
Натворит дел и прячется прочь.
Не забудет и Крымское Ханство,
Показать мусульманское братство.
Вот так когти свои впивал дьявол,
Зло творил, а Святое бесславил.

Относиться к себе надо строже,
Если нас ожидает суд Божий,
Где придётся за всё отвечать,
На судьбу нам не стоит роптать.
Сатана не творит благодать,
Если он должен всё разрушать?
Защитить от него мог лишь Бог,
И призвавши царя, Он помог.

Был Указ Алексея Романова,
Так же Думы Боярской решение:
У Оскола – реки земли планово
Укрепить пограничным строением.
Разве счастье приносит подкова
Та, что конь потерял во дворе?
А наездник бьёт снова и снова,
Как коня плёткой по детворе.

Если гость появился непрошеный,
Лучше выгнать и в дом не пускать,
Он приходит тогда, когда скошенный
Урожай в поле, чтобы забрать.
Вот так город «Царёв — Алексеев»,
Стал постройкой, как бич от злодеев,
А иначе придут, возьмут в плен,
Уведут от родных сердцу стен.

Была крепость острогом стоялым
В Белгородской черте, где засека.
Не беда, что народ был усталым,
Эта стройка была — стройкой века.
Здесь должны почитаться права
И других Государств и Руси.
Чтоб когда увядала трава,
Свежий ветер над ней голосил.

В золотую листву падал снег
И как мог, подчеркнул синеву.
Детей радость познала их смех,
А пушистые шапки главу.
Идёт жизнь, словно полосы зебры,
Белый снег утопает в ночи.
Пора город избавить от дебрей,
Как и лето — от жара печи.

Изначально князь Львов – воеводой
Над солдатами был, обучал,
Их особой для боя методой,
Чтобы враг, словно заяц бежал.
А вот стройкой Николь – инженер,
Управлял на французский манер.
В стороне не остался и царь.
Он напомнил, как строили встарь.

Надо строить из дуба надёжнее
И не сыпать с пустого в порожнее.
Христианству – для братьев, сестёр,
Для молитв надо строить Собор.
Криминалу за то, что грешат,
Тюрьму строить похлеще, чем ад.
А служивым казарму, где спать,
И солдатскую жизнь изучать.

Кому хочется здесь послужить,
Выдать форму, дать место, где жить.
Пусть Отчизну свою защищают,
Своей Родины радость познают.
Мал «Царёв Алексеев», как гном,
И не пройдена к росту стезя.
Только всё ж Мусульманам огнём,
Выжечь жителей Веру нельзя.

Здесь Собор возвышался, как перст,
Потому из Москвы царь сюда
С Сыном Божьим серебреный крест
Для спасенья привёз навсегда.
Пел священник молитвы напевы,
Вот под них своё заняли место:
И икона, где лик Параскевы,
Так же Мощи Святых были вместе.

В позолоте сиять алтарю,
Своё царство любимо царю.
Но небесное царство всех выше
Над земными царями, Бог – Царь.
Лишь тогда в церквах символы дышат,
Когда Святость дана им как дар.
Бог Отец, Божий Сын, Дух Святой
Воздадут через Веру покой.

Город-Крепость Господь не оставит,
Как в Эдемском саду будет жизнь.
Нашей жизнью всегда Вера правит,
За неё лишь с надеждой держись.
Взять, к примеру, серебряный крест
И спасительный с ним Благовест.
Поклоняясь Христу, православные
Укрепляли себя верой в главное.

Божий Сын их спасёт от беды,
От неё, не оставив следы.
Но тогда, когда Богу молились,
Вдруг татары нежданно явились.
Всё огню подвергали, смеялись,
Веря в то, что Аллах только Свят.
Над крестом с серебра надругались,
Словно Он в их грехах виноват.

В Православных была слабость Веры?
Или Бог испытанье послал?
Но есть факт в том, что лик Параскевы
Божьей Святостью их охранял.
После смерти царя Алексея
В его детях осталась идея.
Отцом строенный город любить
И Россию тем самым хранить.

Крест в Успенский Собор дарен снова
Да ещё и с мощами Святыми.
Наша вечность дана Божьим Словом,
А слова Его Верой хранимы.
В него люди идут, не гонимы,
Видел я православных и ныне.
И над городом «Новый Оскол»,
Собор светится, как Ореол.

Словно радуга в небе расцвёл
И стал сказкой — «Царёв – Алексеев».
Да вот имя сменилось на «Новый Оскол»,
И была в том царёва идея.
И пусть ветер порой в степях зол,
Шёл и шёл народ в «Новый Оскол»,
Малочисленным был этот край,
А сейчас жильцам мал каравай.

Из Ефремова, Ливен, Ельца
Были люди служивые здесь.
Не стояла пред волком овца
Волкодав прогонял его в лес.
Невозможно со скрипки извлечь
Нежный звук на обвисшей струне.
Слишком в ножны не прячь острый меч,
Хочешь мира — готовься к войне.

Только с миром найдёшь под ногами,
Где поспать, и одежду, и хлеб.
Русский край всегда красен делами,
Потому он певцами воспет.
Здесь в реке Вырезуб жил янтарный,
Рыбы герб украшают? Не странно!
Оказалось, что в реках России,
Их не ловят, то рыбы морские.

Герольдмейстеры это царице
Катерине Второй доказали.
Её подпись на новой странице
Этой местности герб подтверждала.
Вверху были три курские птицы,
Под водою — три рыбы сестрицы.
В небесах, на земле, под водой,
Есть всё то, что зовётся страной.

Катерина вторая — царица,
Вырезубом могла насладиться.
Высылал эту вкусность на стол
В благодарность ей «Новый Оскол».
Бедняку не сравниться с царями,
Не добудешь поесть, не дадут.
Коль судьбу выбираем мы сами,
Неужели же выберем кнут?

Когда бьют нас кнутом, мыслим лучше?
Или с пряником, мы бьём баклуши?
Невозможно телегу вдвоём,
Везти трепетной лани с конём.
Нельзя мышь, в храме спящую в злате,
Называть лишь за это богатой.
Она пухнет и сохнет от голода,
Только мудрость награда от Господа.

Не создать производство без денег,
Землю сеять, нужны семена.
Скрылись звёзды, без компаса берег,
Не найти, как виденье без сна.
Оскол Новый имел средь властей,
Тех, кто компасом был для людей.
И средь нищих встречались умы,
Но за бедность не купишь чины.

Вот умён крепостной и не крепок,
А хозяин твердит: ты как дуб.
Голова без ученья, так слепа,
Что он в новой работе беззуб.
Он растил и ячмень, и пшеницу,
Садоводство цвело, как зарница.
Гнал добротное, так же спиртное,
С ним общение было живое.

Лишь когда перепьёшь, то в огне,
Адской жизнью душа будет бита.
Трудно истину встретить в вине,
Если мера в момент тот забыта.
Средь кудрявых овечек нет стона,
Слышен звон колокольный с загона.
Крепостной не искал прошлый день,
Он от жизни лишь ждал перемен.

Мастера были в сёлах, что надо
Проживали не только надеждой.
Как в осенние дни листопадом,
Шли заказы на обувь с одеждой.
Нельзя жаль, назвать жизнь беззаботной,
Хоть она и казалась добротной.
Александр второй видел, как слаб
Тот народ, что в России был раб!

Видел царь, как на Русь смотрит мир,
Вот и стал крепостным поводырь,
А вернее сказать, как слуга,
Ради них взял быка за рога.
Чтоб исправить в Законе изъян,
Объявив о реформе крестьян,
Он по сути своей дал свободу,
Нигилизм был во имя народа.

Для держащих рабов всё померкло,
Теперь райская жизнь стала пеклом,
Нос решили царю утереть,
Пусть не видит Указ его свет.
Царь Указом им руки связал,
Как же им после этого жить?
У детей их отнял капитал,
Надо молча Указ заклеймить!

Поразмыслим, давайте – ка здраво,
Кто в тот миг мог сказать царю: Браво!
Где реформа? Одни разговоры,
Окунулась жизнь в ящик Пандоры,
Хоть пришлось Александру Второму
Крепостным дать свободы корону,
Они держат язык за зубами,
Ждут хозяйского супа с грибами.

Жаль крестьяне в свободу не верили,
Теперь жизнь уж не та как бывало.
Батогом их помещики мерили.
Хоть своих собак нежно ласкали.
А вот станешь за то возмущаться,
Можешь вмиг без работы остаться,
Хоть свободен, но будешь гоним,
Ты не нужен теперь, не ценим.

Когда раньше и били за дело,
То не так, чтоб болело всё тело.
Не впивался хозяин, как клещ,
Как ни как, он ценил свою вещь.
Но всё ж царь крепостным дал свободу,
Росло семя её как зерно.
Хоть созреет она через годы,
Кое — что было в ней учтено.

Чем ещё девятнадцатый век
Оскол Новый оставил в веках.
На Донбасс и Москву без помех
Бегал здесь паровоз на парах.
Вот с Донбассом давно нет границы,
В него братски доставят пшеницу.
Как уместны Святые слова:
Хлеб хозяин — всему голова!

Нет, товар золотой не пылится,
Продавалось зерно за границу.
Каждый день век щедрее на даты,
Стали земли уезда богаты.
Только видно не всем петь сонаты,
И такой был примерно Указ.
Тем жильцам под соломой, чьи хаты,
Удалить этот порох из глаз.

Да, солома пожаром опасна,
Так что лихо не надо будить.
Поменяйте закону согласно
Свои крыши и будите жить.
Как же быть? Город тощ был бюджетом,
А солома на хатах лежит,
У того кто зимою и летом,
Над копейкой своею дрожит.

Поразмыслить, конечно же, можно,
В тот момент была власть осторожной?
Вот и стала народ свой неволить,
Хоть умри, приказ нужно исполнить!
А с другой стороны все и сразу,
Благодарны, должны быть Указу.
Нам пожар трудно вором назвать,
Он богатых не будет искать.

Видно Юга природа здесь вновь
К беднякам проявила любовь.
Стал заменой соломе – камыш,
И не стало проблем из-за крыш.
Думать плохо о нищих — позор,
В сердце добром не виден изъян.
Перестроен Успенский Собор,
Был на деньги таких прихожан.

Пускай, нищ, но богатый душой,
В Храм, как тать, не придёт в час ночной.
Он копейкой последней поделится,
Безо лжи, в церкви Богу доверится.
Прихожанам Успенский Собор,
Был не опиум, ум не вязал.
Направлял к обучению взор
И без выбора всех обучал.

Что сказать о естественном страхе:
Механизм, как защитный инстинкт,
У животного страха на плахе,
Человек от незнанья дрожит.
Кто-то смотрит на всех виновато,
Кто-то гордо глядит свысока,
А истории лик смотрит свято,
Как ни как с нею живы века.

Помню я, в СССР пятилетки
Маяком в жизни были не раз,
Этим власть зазнавалась, но предки
Жили этой наукой до нас.
Как сквозь тучи желтел солнца лик,
Прикоснувшись садов человека,
Так Указ на построечный цикл,
Был вначале двадцатого века.

Поддержала власть «Новый Оскол»,
На строительство, дав десять лет,
Для гимназии женской и школ,
Как ни как, но учение свет.
Николая Второго дочь Ольга
Прожила хоть не так уж и много,
За собою оставила след
Чудных дел и великих побед.

Словно в зной ветерок в чистом поле
Она в трудное время спасала,
Помогала и в «Новом Осколе»,
На гимназию деньги давала.
Была сказочно Ольга красива,
Плюс к тому же ещё и умна.
Только ей революции диво
Не дало познать счастье сполна.

Но осталась и в «Новом Осколе»
О ней память, её не стереть,
Её имя гимназии-школе
Дал народ, чтобы помнить и впредь.
Вот любовью хранима семья,
Её чувство коснётся сердец,
Без неё и в учёбе нельзя,
Только с ней есть успеха венец!

Век двадцатый в Руси начат плохо,
За войною война – пруд пруди.
Молоко на губах не обсохло,
Надо в бой за Отчизну идти.

Лишь прогнали японцев, тут немцы,
Вновь пытались Россию сломить,
Бьётся горечью матери сердце,
С похоронкой на сына, как жить?

Не от пуль в душе женщин рубцы,
Появились они из-за страха,
Затевают вражду гордецы,
А родным уготована плаха.
Весь Оскол и уезд без прикрас
Ценой жертв, свою родину спас.
Но нельзя концом это назвать,
Знает Бог лишь, когда чего ждать.

Вот мужья не пришли к эволюции,
Изменения с ней долго ждать,
И решили путём революции,
Благодать в Государстве создать.
А у женщин вновь слёзы печали,
Не нужны им Аредовы веки,
Но что делать? Они обещали,
Не бросать своих милых вовеки.

Ахиллесово место царя
Всё же Ленин нашёл и взял власть.
И твердил он с трибуны горя:
Принесла революция сласть.
И отныне земля для крестьян,
Для рабочего класса — заводы.
Войн не будет, а к братству всех стран
Приведёт Коммунизм через годы.

С Красной армией белая кость
Разъярённой тигрицей сражалась,
И Антанта пришла ни как гость,
Возвратить ей богатство пыталась.
Да, сильна, крепка Красная армия,
Ей командовал Ленин со знанием,
Не жалел даже жизни своей,
Ради бедных, забитых людей.

Что есть хуже гражданской войны?
Ждут отцов с кулаками сыны.
Младший брат, брата старшего кровь,
Хочет видеть, забыв про любовь.
Утопила кровь дружбу соседей,
Помешала ей видно беседа,
Считал каждый, что правду нашёл,
В стороне не был «Новый Оскол».

Вот так вождь перекраивал мир,
По богатым не лил он слезу,
Кулаков отправляли в Сибирь,
Они были бельмом на глазу.
Загружали в вагоны, как скот,
Даже тёплой одежды не дав.
Кто не хочет в колхоз — идиот,
Ты же детям своим, как удав.

Надо снять с глаз людей занавес,
Пусть увидят, как лучше им жить:
Если волка бояться, то в лес,
Никогда не придётся ходить!
Юг есть Юг, не страшны здесь морозы,
Поднимать надо смело колхозы.
И пускай в них добро кулаков,
Будет стартом на зависть врагов.

Почему не идёт селянин,
По-хозяйски работать в колхоз?
Пусть как ком в горле стал первый блин,
Не даёт дышать носом навоз,
Не забудь, теперь это твоё,
Порастёт пусть травою быльё!
Ожидает вас новый покос,
Вдыхать будешь потом запах роз.

Председатель собой был доволен,
А народ как всегда подневолен,
И свобода глядит искося,
Из колхоза уехать нельзя.
Но, во-первых, уехать нет денег,
Во – вторых, надо паспорт иметь.
Так что ставить к двери надо веник
И бежать на работу чуть свет.

Запрещалось бить Богу поклоны,
Стали церкви, как склад под зерно,
Были жители сёл изумлённые,
Недовольство сквозило давно.
Хоть центральная власть не любила,
Слышать крик разъярённых крестьян,
Всё же местную власть осудила,
Но сочилась Христа кровь из ран.

Может было не умным начальство?
Может быть — от Советов знобило?
Их отчёт о зерне был бахвальством,
Как косой смерть голодных косила.
Заменялись бездумные кадры,
Хоть тупыми нельзя их назвать,
Свои были забиты амбары,
Зерном хлебным, чтоб легче дышать!

Было время, когда Белгородщина,
Обрела Курск, как малую Вотчину.
Хоть Великомихайловку с сёлами,
Называть было трудно холёными:
Иногда они злостью кипели,
Но как власть им велела, так пели.
Цену хора покажет нам взор,
Если песнями дышит фольклор.

Новый веник метёт двор по – новому,
Так и Курская власть по путёвому,
На народ Государством ей вверенный,
Благосклонно смотрела уверенно.
Вот и в Новом Осколе детишкам,
Был неведом ни голод, ни кнут,
В день рожденья дарили им книжки,
Пусть детей они в мир свой несут.

Строй Советский покуда был млад,
И всё ж наций культуру сплотил:
В Украинской семье – русский зять,
А казах дочку русских любил.
Приходили вновь к русским татары,
Не врагами, а дружески шли.
На счёт веры бывали в них свары,
Когда ели они пироги.

Порой спорили с пеной у рта,
Что их, правда, и вера Свята,
Но их дружба мирила всегда,
А мерилом была доброта.
Так что Новый Оскол, как пример,
Как мириться когда наций много.
Только сеял вражду Люцифер,
И привел, взял фашиста к порогу.

Ранним утром в короткую ночь,
На Союз фашист бросил всю мощь,
И всё то, на что любо смотреть,
Решил он, отобрать и стереть.
Чтобы близких своих защищать,
Надо их оставлять, покидать.
На врага, в бой суровый провёл,
До пятнадцати тысяч Оскол.

Впрочем, Новооскольцам и раньше
Бить фашиста пришлось не на марше,
А воюя за финов в войне,
Не сгореть морским волнам в огне.
Командир Анатолий Коняев
Первым в мире подлодкой под лёд
Опустился, и был уважаем
Как ни как, а команда живёт.

Год войны позади, а фашисты,
Оккупировав Новый Оскол,
Итальянцам и венграм – нацистам
Позволяли творить произвол.
И они горожан, видя слабость,
Избивали дедов и детей,
Показав бедным женщинам храбрость,
Убивали во имя идей.

В январе сорок третьего года,
Из Оскола прогнали уродов,
Хоть они себя выше считали,
Словно гады стремглав уползали.
Хоть твердят, здесь живут на авось,
Только жили не все, как моглось.
Видно в этом был явный прокол,
Был геройским и Новый Оскол.

Были люди в Советском Союзе.
Сильны Духом и телом крепки,
Хоть и помощь искали в Иисусе,
Не подставили немцам щеки.
Не отдали Советскую землю,
Как ни как, она Родина – мать!
Не взойдёт благодатное семя,
Если в землю не станешь сажать.

Города разорила война,
Но как Феникс из пепла страна
Поднималась, и вот результат,
В ней и Новый Оскол во сто крат
Стал красивей, любимей, сильней,
Возродился во имя людей.
Пусть порой всё ж проблемы бывают,
Как в войну люди их побеждают.

На вес золота руки рабочих,
С ними мирным трудом дышит город,
Месяц молод и с ним среди ночи
Можно видеть порой – серп и молот.
Векам нашим уж третий десяток,
В них остался истории свет,
Не молчу, но в истории краток,
Информации полной в ней нет.

Как философа я понимаю:
Познав мир, убеждаюсь, не знаю,
Я о нём ничего, он огромен,
И пускай буду я неуёмен,
К сожалению, жизнь коротка,
Солнца свет скроют вновь облака.
Жизни треть заберёт сладкий сон,
Впрочем, им Менделеев дарён.

За секундой секунда и жизнь
Пробежала, вернуть невозможно,
Но несёт красота сердце ввысь,
Как она глубока и роскошна.
Любовался я Новым Осколом
В центре площадью и каждым домом,
Восхищаясь героями, братством,
И истории вечной богатством.

Этот клад никому не украсть,
С ним увидел я небо седьмое,
Его ценит народная власть,
В нём богатство весьма дорогое.
Вокруг города, были селения,
Даровали истории клад,
И Оскол Новый как старший брат,
Помогал пройти путь просветления.

Богородское

В Богородском не знали тиранство,
Здесь не ставило путы зазнайство.
Сам себя ты трудом испытай,
И награду воздаст тебе край.
В этом поясе климат пригож,
Как за пазухой Бога живёшь.
Его дар ты всегда сможешь взять,
Только Ваньку не надо валять.

С давних пор Богородские земли
Были ценны овсом, спелой рожью,
И гречиху с полей этих ели.
А небесные птицы безбожьем,
Как и звери грешили воруя.
И крестьяне на поле, ночуя,
Ставя пугала даже из стали,
Урожай как могли, охраняли.

Восхищал «культ» медведя в России,
И, наверное, это не зря:
Зимний сон ему — курс терапии,
Вместе с ним спит и наша земля.
От тепла она вновь просыпается.
И народ вместе с ней наслаждается
Так же воздухом юной весны,
Дни прекрасны, совсем не пресны.

Всё вокруг оживает, играется,
Как невесты, сады одеваются.
Богородское так же, как Рим,
Спасли гуси на радость другим.
Идёт гусь важно к глади воды,
Её пьёт он с огнём доброты,
Словно свечи горят средь ночи,
У него в глазах солнца лучи.

Благодатью село красовалось,
Оно запах дарило, цвело.
Имя Господа всё же осталось,
Хоть в Советском Союзе жило.
Расскажу вам историю я,
Хоть не знаю всего, но о многом,
Вот, к примеру, Голицын не зря,
Богородское славил пред Богом!

Здесь за верную службу Голицыны
Землю в дар получили и в принципе,
Жизнь села начиналась от них,
А названье села от иных.
С подмосковных краёв пребывали
Сюда люди, по – новому жить,
Богородская — улицу звали,
В честь тех мест, что не в силах забыть.

Николай, сын Бориса Голицына,
В Петербурге родился пускай.
Но нельзя, зачеркнуть нам той истины,
Что любим ему был этот край.
В Богородском прожил тридцать лет,
Хоть и разных они эстафет,
Он с дружиною Новооскольской
Защитил Севастополь геройски.

Его прадед не так простоват
Генерала — фельдмаршала чин,
И отец Генерал – лейтенант,
Знать, военным ему быть почин.
Им окончен был Пажеский корпус,
Но потом словно маг, сменив тонус,
Он покинул армейскую рать,
Без здоровья нельзя побеждать.

Ему виолончель, как подруга,
Он ласкает её игрой фуги.
Рядом с ней обретает он крылья,
Вечность музыки дышит всесильем.
Были те, кто не мог сдержать слёз,
В благодарность дарил букет роз.
Не дано всем как видно — познать,
Как в слезах находить благодать?

Живя в доме жены, нёс культуру,
Даже раб ключ скрипичный знавал.
Сам Бетховен ему увертюру
«Освящение дома» — писал.
Даргомыжский и Глинка ценили
Игру князя, он был виртуоз.
Год за годом талант его рос,
В нём искусство и шпага дружили.

Руси мир от врага содрогнулся,
Во главе стоял Наполеон,
Добровольно Голицын вернулся,
В лоно славы армейских знамён.
Презирал князь любую опасность,
Пред врагом он бывал в эпатаже,
С золочёным эфесом «За храбрость»,
Его шпага лежит в Эрмитаже.

Вместе с тем, литератор был князь
И стихи для французов писал,
И в Крыму побывавши не раз,
Переводчиком Пушкину стал.
Его «Бахчисарайский фонтан»
На французский язык перевёл.
Талант творчества Богом был дан,
Но бес дёрнул писать про раскол.

Про католиков и православных,
Написал книгу он, чтоб спасти.
Их вражду, вспоминая с дней давних,
Призывал их бок о бок идти.
О том царь отозвался не лестно,
И Голицыну стало известно:
Богородское – ссылка ему,
Никуда из него посему.

Путешествие жизни проходит,
Каждый сам выбирает в нём путь,
Снова день, не простившись, уходит,
И его никогда не вернуть.
И пускай князь родился в столице,
Всё же славил места те, где жил.
Богородское так же Голицын
Прославлял своей жизнью, любил.

Революция в колокол бьёт,
Богородского храма коснувшись,
В тысяча девятьсот пятый год
Здесь народные массы проснулись.
Барабанов возглавил крестьян
На бой бравый, как думал, с казаками.
Только всё же задуманный план
Схоронили под красными флагами.

Победить революция сможет,
Только позже, не время тужить.
А пока, что вопрос многих гложет:
Где работать, чтоб денег добыть.
Купец Волков, по прозвищу Бухта,
Из Великомихайловки прибыл,
В Богородском табак для дебюта
Посадил, взяв огромную прибыль.

Как бездонную бочку водой
Не наполнить, хоть станешь пытаться.
Так крестьянин всегда был плохой
Пред хозяином, как ни старайся.
По труду, если будешь платить,
То тогда самому, как же жить?
Хоть хозяин его обирал,
Он за Родину жизнь отдавал.

В первой трети двадцатого века
Жизнь России была на кону,
И у женщин от слёз пухли веки,
Объявил Руси немец войну.
Месть была за австрийцев и венгров,
За царя защищавшего сербов,
А страдал как обычно народ
Пошёл немец на русских в поход.

Войны нет, а оружие есть.
У людей миру вновь нет досуга,
До села Богородского весть
Словно птица летит с Петербурга.
Революция в омуте веры
Объявила начало начал,
Появился вдруг лик новой эры,
Обещая счастливый причал.

В Богородском селяне хозяева
Угнетателю жару задали,
Разорив, из села изгоняли,
Заговаривать зубы не стали.
Власть к народу была уважаема,
Землю нищим по праву давала.
Но была богачами кусаема,
И гражданской войною шагала.

Была правда богатых проста:
«Без хозяина дом сирота»,
У кухарки не хватит ума,
Возвеличить культуру в домах.
Им Россию нельзя доверять,
Надо Родину – Мать защищать.
И Деникин явился сюда,
Истребить тех, кто глуп навсегда.

Только Первая конная слово
Лишь взяла, и Деникин не смог
Тем бойцам, что дерутся по — новому,
Указать, чтоб ушли за порог.
Богородское стало свидетелем,
Как на митинге многие жители
Добровольно, не чьим-то давлением,
Пополняли ряды победителей.

За Отечество жизней немало
Положил Богородщины люд,
В благодарность им время настало,
Когда вновь возродил село труд.
Магазины и школа построены,
Села улицы красят дома,
И коровы технически доены,
Хорош спорт и культура весьма.

Богородские жители ныне
Село славят культурой своей.
В живописных местах средь долины
Можно снова увидеть гусей.
О них можно историю слышать:
Для туристов открыт «Дом Гуся».
Богородское радостью дышит,
Для них гость, словно песнь соловья.

Великомихайловка

В алфавитном порядке мы снова,
Прикоснёмся истории словом:
О Великомихайловке речь,
Она может омыть и обжечь.
Так поставим все точки над «И»,
Как ни как, а здесь были границы,
Путь села на начальном пути,
И путём тем шагает Голицын.

Богородский хозяин не родственник,
А фамилии просто одной.
Может, были характером сходственны,
Но вели народ разной стезёй.
Вот, к примеру, Великомихайловка:
Вдохнул жизнь в неё князь Михаил,
А потом же ещё даже правнуки,
Помогали селу, что есть сил.

При слиянии двух чистых рек
Мокрой Холки и лёгкой Плотвы.
Нашёл место себе человек.
Оно было, как сладость халвы.
Вот так в Курской губернии люди,
Засыпая под взглядом звезды,
Не зависимо праздник иль будни:
Порождали житье слободы.

Ей дано Михаилово имя.
Велика — она стала потом:
И заслуга её пред Россией
В том, что был здесь народ с огоньком.
Кто – то скажет: судьба такова,
Но нельзя пришить к делу слова.
Рождено всё великое с болью,
Не встречали крестьян хлебом с солью.

Герой подвиг свой жизнью подвиг,
Побеждая себя раз за разом.
Пред опасностью духом не сник,
Объясняя, что был он под сглазом.
Интересно: вот я, как бы жил?
Носил образ Творца или зверя?
Знать не знаю, да только любил
Я людей, в ком сильна была вера!

Жизнь Михайловки с чистой страницы
Была писана свежестью трав,
У помещиков землю Голицын,
Всю скупил, украинцам отдав.
Проживали здесь и военные,
И в бою, и в труде люди ценные.
Им участки за службу дарили,
Они правдой России служили.

Украинцы — казак и черкес,
На участках для них покупных,
Проживали, да только вот бес,
Местным в уши надул – гнать чужих.
Чтоб быстрее ушли, крали сено,
Только те, не остались в долгу,
В общем, бились и ночью, и денно,
И прошёл бунт, как град на лугу.

Но Голицыны были не те,
Кто в ответ лез за словом в карман.
Показав договор на листе,
Приказали не трогать селян.
Без обмана, чтоб жили, по праву,
По закону судили всех здраво:
Кто бы ни был, его под себя,
Подминать, как ненужность нельзя.

Время шло. Украинцы и русские,
Хоть при встрече мосты были узкие,
Не бодались, как в сказке козлы,
А по — дружески речи вели.
Пусть порой за девчонок и дрались,
Но в кулак, спрятав нервы свои,
Кого выберут те, дожидались,
Слабый пол уважали они.

А когда к ним враги пребывали,
Они вместе душою и телом,
Даже пяди земли не отдали,
Их слова не расходятся с делом.
С верой в Бога страну защищали,
Любовь к Родине в сердце держали:
Не страшась за неё умереть,
Побеждали своей смертью — смерть!

Мирный труд здесь всегда был в почёте,
Он для жизни, как птица в полёте.
Только с ним достижимо познание
Красоты земли нашей с высот.
Тишь да гладь обретёшь при старании,
Есть полезность труда – всё цветёт.
И Великомихайловка тоже,
Была любой народу, пригожей.

Из шагов получается метр,
Слово к слову и слышится мнение.
И в Великомихайловке центр
Мастеров ремесла стал в губернии.
Здесь народ живота не жалел,
Не пугали танталовы муки.
Ремеслом для семьи жить умел,
У него были золото – руки.

Главный козырь народ был, бесспорно,
Развивал свою жизнь – всесторонне.
Исполнитель был рад и заказчик,
Многогранностью труд, как образчик.
Всегда рыба, где лучше стремится,
К лучшей жизни народ устремлён.
Но готов с близким другом делиться,
Человек своей дружбой силён.

Проживало в селе много люда,
С плохой жизнью не ждали бы чуда,
Хоть и было для них земли мало,
Им свобода важней земли стала.
Сыновья Михаила смогли
В слободе, дать России – гражданство.
И крестьяне с ним радостно шли,
Трудом славить своё Государство.

О Великомихайловке писано,
Люди в ней проживают изыскано,
Сошьют обувь, а надо — камзолы,
Здесь в работе и церкви, и школы.
Приходили сюда и враги,
А быть может кому – то друзья,
Хоть желали селу дел благих,
Угодить всем, как видно нельзя.

Говорят кавалерию красную,
Создавать стал Думенко Борис,
Но его оболгали напрасно,
Словно к злому врагу отнеслись.
Через время его оправдали,
Но ошибка та стоила жизни.
А Великомихайловка стала
Первой конной, как мама в Отчизне.

Здесь Будённый в Великомихайловке
Первой конной фундамент воздвиг.
О великом Будённовском всаднике,
Слышал я не один в песнях стих.
В этой армии было немало,
Таких всадников: местных, и тех,
Имена, чьи в России блистали,
С кем совместно велик был успех.

Коней скорость, народная мощь,
Так Будённый Деникина встретил.
Гнала конная армия прочь
Беляков, словно пыль гонит ветер.
Да и Сталина здесь величали,
Его именем впрочем, вначале,
Создавая музей здесь, назвали.
Он здесь был, его люди видали.

Был он главным в селе на параде.
И похож на звезду восходящую,
От него здесь Будённый в награду,
Получил златом саблю горящую.
Как обычно в Советском Союзе:
Страны вождь лишь при жизни хорош,
Впрочем, армия конная в плюсе,
И её нельзя ставить ни в грош.

В том, что дом, где она создавалась,
Стал музеем её — справедливо,
Без неё и село подвергалось,
Жизни рабской, довольно пугливой.
Врагов «Первая Конная» била,
Три геройских звезды у Будённого,
И у маршала Гречко две были,
Обладатели звёзд были многие.

Ворошилов, Рыбалко, Хрулёв,
Москаленко, Богданов, Кулик.
Кроме них есть немало сынов,
Кто звезды не имел, но велик.
Слова Гречко, как суть, нужны воину.
« Офицеры» — есть фильм, в нём звучат:
— «Есть такая профессия — Родину защищать».
Нельзя лучше сказать!

Ждёт в Великомихайловке дом,
Где музей Первой Конной открыт,
Где с улыбкой напомнят о том,
Как он славу о прошлом хранит.
Такой армии не было в мире,
И её здесь Будённый ковал,
Командирский состав в ней обширен,
Он к победам отсюда скакал.

Русский дух жил в Великомихайловке,
И музей Первой Конной пример:
В нём познаете сердцем романтику,
Где «Наусник» затмил револьвер.
С ним Будённый следил за собою,
Не мешала война и бои,
Год за годом бегут чередою,
А музей архив строго хранит.

Знают все, как Россия огромна,
И Михайловка в ней велика.
Дух народа здесь не был бездомным,
И история с ним на века.
Белый цвет здесь останется белым,
Подчиняется конь людям смелым.
Ты, Великомихайловка, славу,
Заслужила и носишь по праву!

Тростенец

Говорят: красна птица пером,
Человек же — прекрасен умом.
Так сказать с лица воду не пить,
Призывал Бог, Адама творить.
И Алехиным славы венец
Не забыла история дать.
Силой духа село Тростенец
Поднимали, чтоб здесь проживать.

Они были одними из первых,
Кто землицу обхаживал здесь,
В их руках работящих, умелых,
Стал податлив в веках живший лес.
Село в Новооскольском уезде,
Прописалось потом, а вот прежде,
Здесь земля была в травах кудрявых,
Величаво стояла дубрава.

Привлекала свободою местность,
В ней разбойников было немало,
Только всё же Алехиных смелость
Право жизни в селе отстояло.
Помогло трудолюбие так же,
И при этом, конечно же — ум.
Василь – дол, оставляя однажды
В новом месте познали — триумф.

У них есть и жильё, и уют,
Дышит счастьем душа средь садов,
Соловьи по ночам им поют,
Прославляя в сердцах их любовь.
Русь всегда привлекала богатством,
Красотою лесов и полей,
Много наций живёт здесь по-братски,
А вот враг её видит своей.

Им правитель Ликург не пример,
Гусь свинье — не бывает товарищ.
Дружбы нет средь людей разных вер,
Доброй каши ты с ними не сваришь.
У войны есть всегда оправдание,
Коммунизм капиталу мешал,
Пусть за это несёт — наказание,
Палачом СССР Гитлер стал.

Тростенец словно угол медвежий
Незаметно стоял вдалеке,
Но обиженный властью невежа
Народ продал, как кошку в мешке.
И фашистский мадьяр постарался,
Чтобы те, кто ещё здесь остался,
Их приказ выполняли без слов,
Обращались, как с кучкой рабов.

Но война остаётся войною,
Дышит страхом и смертью в лицо,
Но победа в ней будет живою,
Хоть и сердце болит от рубцов.
Эпидемия чёрной чумы
В Тростенце, не так долго держалась.
Как рассвет побеждает зло тьмы,
Так земля в СССР возвращалась.

В майский день народ встретил победу
Слёзы радости в ней и беды.
От мадьяр не осталось и следу,
Но в истории есть их следы.
Человека любить не заставишь,
А вот Бог завещает любить
И врагов, от которых страдаешь,
Трудно с Истиной этой нам жить.

Как Христос завещал, возлюбили,
Тростенчане и злостных врагов.
Рядом с предками их хоронили,
Дав последний приюта им кров.
А вот власть посчитала нельзя,
Свято место поганить грехом:
Не одна в селе этом семья
Пострадала от злостных врагов.

Вот пример: жила женщина здесь.
Мужа враг погубил, трёх сынов.
Их вот нет, но осталась в их честь
В её сердце на веки любовь.
Очень трудно решить, кто был прав
– Православный народ или власть.
Давит правда порой, как удав,
Дышит таинством жизни контраст.

Нельзя басней кормить соловья.
Христианская церковь не зря
Охраняя Покровом природу,
Говорила о Боге народу.
В храм Покровский шли люди всегда:
И когда горечь сердце давила,
И венчались, а так же тогда,
Когда дети рождались, крестили.

Словно с чистого жизни листа
Православная церковь села
Возносила молитву Христа,
Чтоб любовь в прихожанах жила!
Да и сами сельчане не раз
Любовь делом своим доказали.
Когда храм их сгорел, то крестясь,
Богу дом вновь они воссоздали.

Тростенец – это песенный край,
И слышны здесь слова песен давних,
На историю в них уповай,
И познаешь деньки времён славных.
Неизвестно село это многим,
Но как видим история в нём,
...

(дальнейший текст произведения автоматически обрезан; попросите автора разбить длинный текст на несколько глав)