Начало вечной красоты

В тумане, как за занавеской,
скрывался людный берег невский,
а с ним — болезни, голод, слёзы,
в низах тонувшие обозы;

Цепь изможденных лошадей,
что кое — как тащили ноги,
тела, не выживших людей,
что остывали у дороги…

— Кому нужны все эти беды? —
роптали те, кто посмелей, —
ведь жили же когда — то деды
без моря здесь и кораблей.

Не все смогли тогда понять,
зачем пришлось зверей гонять,
Десятки просек прорубить,
и столько сосен загубить.

Шептались: «Царь сошёл с ума!»
Но Пётр был твёрд! И шла работа!
Из сосен с дикого болота
на сваях строили дома.

Бутили топи серым камнем,
мостили брёвнами в обхват.
И засыпали рвы руками,
поскольку не было лопат.

Рождался в муках город новый,
на остальные не похож,
и царский домик, сруб сосновый,
был поскромней домов вельмож.

Всего три комнатки в нём было
царю бы их вполне хватило,
чтоб отдохнуть от многих дел,
да Пётр на месте не сидел.

Он был от домика вдали.
Трудился там, желанья полный,
спустить на ладожские волны
скорее с верфи корабли.

Мечтой о море заболев,
стал ненавидеть волокиту.
Примчав из Ладоги, велел
позвать Демидова Никиту,

Сказав: " Желанием горю
под этой собственною крышей,
как обещание Царю
им выполняется услышать!"

Знал государь, что не пятак —
цена уральскому железу,
а тут ещё и шведы лезут,
не унимаются никак.

И значит, надо пушки лить
помимо труб, оград и арок —
солдату русскому подарок,
чтоб по врагу из них палить.

Демидов ждал уже царя
На стройке города недели
заводчик прожил. Но не зря
те две недели пролетели.

Он в арсенал ходил и в крепость,
был там, где публика пила,
Но не вина шальная крепость
в питейный дом его влекла.

Он появлялся среди бедных,
чтоб о железе говорить;
и мужиков, в горах потребных,
на Пояс Каменный сманить.

А как с депешей скороход
к нему явился, удивился:
Ведь он давно к царю стремился,
а тут сам царь его зовёт!

И не прошло ещё и часа,
как он уже к Петру примчался.
Расцеловался царь с Никитой,
затем позвал за стол накрытый.

Вдвоём обедали, вспотели,
как борщ с бараниною ели,
и наливала им вина
хозяйка, царская жена.

Но пить анисовку Демидов,
не стал, сославшись на недуг,
слегка пригубил штоф для вида
из её милых, нежных рук.

Царь выпил, крякнул и спросил:
«Так сколько пушек ты отлил,
чтоб мы, паля из них по шведу,
смогли скорей добыть победу?»

И был ответ царю: «Немножко!
Но это же — к обеду ложка!
По рекам сын мой в этот час
сплавляет царский твой заказ.

На всех шестидесяти стругах —
металл для стройки Питербурха,
и всё погружено, как надо —
ворота, арки и ограда.

И там же бережно уложен
тот ценный груз, который сможет
отбить желание врагам
соваться к невским берегам!»

В глазах Петра был виден блеск — Ответ понравился ему.
И он услышал моря плеск
в тот миг, в добавок ко всему.

Ты отдохни, — сказал он Кате, — как сапоги решил надеть,-
а мы с Демидычем покатим
на гавань нашу поглядеть.

Переодевшись, вслед за гостем
он с треуголкою и тростью,
клонясь, шагнул в дверной проём
к тележке с розовым конём.

И по бревенчатой дороге
на той тележке, свесив ноги,
они всё ехали, тряслись.
Не скоро к морю добрались.

Успели город разглядеть,
да, проезжая, пожалеть
тех среди тысячи людей,
одетых в рвань и без лаптей — Была промозглою погодка.
И запах сосен, словно винный,
стал источать им двор гостиный,
затем — матросская слободка.

— Гляди, Демидыч, на то место, — царь указал в одну из просек,-
Там возведём Адмиралтейство!
И не поздней, чем в эту осень…

Мосты проехали и вскоре
пред ними вдруг открылось море!
Царь, соскочив с тележки первым,
встречался с ним, как с другом верным.

А море жило, волновалось,
плескалось, пенилось у края,
и даль свинцовая морская
с небесной серостью сливалась.

На берегу сухом, бугристом,
где намечалось строить пристань,
уже цейхгаузы и склады
рядком стояли у ограды.

Демидов, глядя на царя,
тихонько начал: «Может зря
ты, Алексеевич, всё это?..»
И смолк от быстрого ответа:

— Уверен твёрдо, что не зря!
Бросать здесь будут якоря!
Что за товарами сюда
придут торговые суда!

Уж если мы смогли отбить
земли у шведа нашей русской,
из рук её уж не упустим
и, значит, гавани здесь быть!

Сказал и взгляд от горизонта
всё оторвать никак не мог,
и море, будто знало что — то,
у царских пенилось сапог.

А за спиной царя усталой
плодом неистовой мечты
рождался город небывалый — источник вечной красоты.